— Штаны похищать не буду, — сурово объявил дварф. — Мне длинны, тебе коротки.
Бинго с толком использовал остановку, уподобившись гзуру — то бишь, так и сяк извернувшись в седле, ухитрился прямо с него оросить природу могучей струей, а от этого сразу подобрел и только рукой махнул.
— Надо было у них поспрошать про дорогу, — запоздало спохватился он, когда Торгрим взгромоздился обратно на пони. — Что тут да как, куда не ходить, а где, напротив, обязательно побывать в целях культурного развития.
— Побывать надо на Дэбоше, а остальное оставь до тех времен, когда вновь будешь праздно шататься. Ты ж вроде и сам места знаешь?
— Это я тамошние места худо-бедно знаю. Про что наслышан, где и побывал. А здешний край мне знаком плохонько, слишком тут все скучно да чинно, чуть не так зевнул — смотрят волками, чихнуть осмелишься — загребают для пристального рассмотрения. Вот, к примеру, есть ли в окрестностях постоялый двор?
— Ежели я верно понимаю логику предприимчивых хумансов, то непременно есть. Они завсегда строятся на расстоянии дневного перегона друг от друга, так что если поднажмем и более ничьи исторические проблемы решать не станем, то к ночи должны б добраться.
— Ты, как я погляжу, просто нелюдимый. Логику какую-то придумал, заместо простого задушевного общения.
— Да я б и пообщался, только после твоего выступления они навряд ли будут в настроении и памяти, как бы еще жен не попутали.
— Ничего не могу с собой поделать. Нам, гоблинам, свое реноме вредителей приходится постоянно поддерживать, иначе бояться никто не будет. Давай уже пришпоримся, ночевать в этих огородах мало радости. Слепни летают, что твои свиньи, а то еще сторож сыщется — злой и грубый, с дрекольем и факелом…
Никакую передачу, помимо первой, включить у Рансера Бинго не сумел, но и то коротконогому пони пришлось перейти на трусцу, чтобы держаться рядом. Торгрим стиснул зубы — крестец его никогда привычен к тряске не был, а в заточении так вовсе отвык от всяких нагрузок. В своих подгорных краях дварфы тоже, надо заметить, используют некий подвид кавалерии, ставя под седло специально выведенных ездовых барсуков, но у тех манера бега совсем иная — скорее крадущаяся, нежели жесткая поступь столь обожаемых на поверхности копытных. Путь же свой от того места, где выбрался на поверхность, и до самой араканской столицы Торгрим проделал на собственных неутомимых двоих. И сейчас возник великий соблазн свалиться с низкорослой лошадки и побежать рядом, матерому воину это не в тягость, скорее могучий гоблинский битюг запыхается и рухнет, нежели Торгрим собьется с дыхания. Однако глас ментора, коим Даймондштихель выступал столь часто, что сам в него частично обратился, шептал в ухо: что неудобно — терпи, станешь крепче! Что не умеешь — изучай, станешь лучше! Потому так и этак покручивался, умащивался в седле, привставал на стременах, силясь познать повадки животного и реакцию его на разные движения, а заодно и для себя подыскивая удобное положение. Положения удобного не находилось, ибо предками не предусмотрено, но и терпение дварфийское неспроста многие века перековывали с мифрильными добавками; так что вскорости зубовный дварфий скрежет вошел в ритм, и Бинго под него даже насвистывать принялся. Торгрим мстительно закусил клок бороды и лишил гоблина аккомпанемента, но тот и не заметил, буде увлечен высвистыванием пародии на народное творчество.
Спустя несколько времени, когда солнце уже потянулось нижней своей кромкой к горизонту, дорога раздвоилась, утекая одним рукавом примерно к северу, а вторым на запад, слегка отклоняясь к югу. Тут, по всем разумениям Торгрима, и было бы место постоялому двору; не сильно он и ошибся — строение и впрямь тут стояло, вот только не дождалось посетителей. Пепелище было расчищено и разровнено немало лет тому, а на его месте, вопреки любезной дварфу логике, ничего нового не выстроилось.
— Занятный случай, — рассудил Бинго со своей колокольни, устрашающе позевывая. — Это ж у нашего усача под самым боком какая-то скотина озорует! Или это он сам погулял, да так и поддерживает место для пикничков в приятной компании?
— Сэр Малкольм не таков, чтоб свое рушить, — отозвался Торгрим твердо. — Он справный рыцарь старой закалки, таких шутничков прижучивает наотмашь, не считаясь с чинами. Но сколь я знаком с местной системой, а с нею я знакомился последние полгода, беседуя с соседями по чулану, здесь вполне могут начаться уже и личные владения какого ни на есть важного удодища. А у тех на все свои права. Захочет — и жить запретит.
— Да пущай запрещает. Кабы я от всего, что мне запрещали, отступался, был бы ноне мил, невинен, благолепен и зубов имел бы куда как поболе… что, кстати, и недурственно бы случилось, если уж так по совести.
— Нам-то с две Дуэрры запретишь, а вот своим поселенцам — очень просто. Но давай подумаем, каков резон свой же постоялый двор огню предавать?
Бинго честно подумал:
— Ежли зима сурова была, так можно было согреться.
— А еще подумай, — предложил дварф раздраженно. — Не таковы тут зимы, чтоб избы палить, да тем паче запрещать на их месте строиться.
Бинго сморщил нос и нахлобучил шлем на голову, дабы причаститься даруемой им мощи мышления.
— Проводили учения по пожарной безопасности? — прогудело из дыр шлема натужно.
— Все, прекращай думать. Оно тебе не на пользу.
— Еще Мастер Зазеркалья говорил сии слова с совершенно той же интонацией. — Бинго с облегчением сдернул ведро с головы. — И ведь каждому проверить надо, хотя, казалось бы, с первого взгляда очевидно. Ну а ты что думаешь или такой же дурила, только еще и ростом не задался?
— Сдается мне, что по какой-то причине местному хозяину это место невозлюбилось. Так-то никакой владетельный сеньор не откажется от чистой прибыли, а стало быть, постоялый двор он возведет где-то, где ему любезнее. Но чем же плохо здесь, у самой развилки?
— Мне опять думать?
— Нет, я ж тебя освободил. Это я вслух рассуждаю.
— Славно затеял, я так же буду чудить, когда стану толстым и важным. Но тем временем темнеет, так что рассуди-ка вслух, куда нам подаваться.
Торгрим поскреб в бороде.
— Та дорога, что к югу, больше к Рухуджи забирает?
— Ежли не будет извиваться шибко, то да.
— Туда, стало быть, и направимся. Глядишь, и эта загадка по пути прояснится.
— Мне загадки без разницы. Мне б только не пришлось лишний раз ночевать в репейнике да просыпаться от того, что дикий кабан пятки клыками щекочет.
— Эк же ты незамутнен, друг Бингхам. Ты ж учти, каждый ответ на загадку мироздания — это лишний камень в праще твоего разума!
— Ну да, а стрелять с той пращи ты сам запретил. Сам вози свои камни, а я в своей башке предпочту светлые образы и благие намерения… если, конечно, хоть что-нибудь из этого в нее когда-либо заползет.
Как и пристало рыцарю, задающему темп, Бинго осторожными потягами за узду убедил Рансера развернуться на южную дорогу и попинал его в бока пятками. Короткие шипы-шпоры, намертво вращенные в сапоги, скотину послабее бы покалечили, но шкура на боках боевого тяжеловоза давно покрылась толстой коркой — в рубке не до деликатности, сэр Малкольм не раз охаживал своими зубчатыми колесиками со всей дури, а после винился и собственноручно обтирал вином и накладывал компрессы из целебных трав. Пони в управлении оказался и того покладистее — как увидел меланхолично помахивающий хвост лидера процессии, так и припустился за ним следом, избавив Торгрима от интуитивного дергания за все веревки.