— Эти давно нарывались. Не впервой их уже отучить пытаются, да граф новых набирает, те тоже без нюха случаются. Здесь земли уже не графские, а прилежащие к городу Прузену, так что тут власти графа нет… Но я б вам советовал надолго не задерживаться, за городскими стенами будет всяко поспокойнее.
— Даже водички попить не дадите? — огорчился Бинго, жалобно косясь на небольшой колодезь во дворе.
— Да пей на здоровье, можешь хоть шатер разбить по соседству. Я ж так, советую, никому ничего не навязываю.
— Вот-вот, поди попей, авось захлебнешься, — пожелал Торгрим. — Весьма благодарны тебе, мастер, за предупреждение, но как насчет глянуть на кольчугу — подогнать бы для меня, а? Ну и мечи эти, чего нам их таскать, объяснять происхождение такого букета каждому встречному, — может, тебе в хозяйстве пригодятся?
— Заходи в кузню, поглядим, — распорядился кузнец сговорчиво. — Эй, безрукие, мечи возьмите, кольчугу тоже… посмотрим.
Безрукие (хотя на первый взгляд вполне рукастые) подмастерья быстренько похватали с коней перечисленное, самый любопытный цапнул было даже Торгримов тюк, но сил не достало даже с седла стянуть.
— Жди здесь, — распорядился дварф, погрозил Бингхаму пальцем и, сползши с седла, вперевалку потопал следом за мастером. И остался гоблин предоставлен сам себе, потому что подручные кузнеческие тоже скрылись в кузне, откуда немедленно грозно зафыркало, дымок из трубы усилился, зазвякал металл, а потом и гулко-размеренно забубухали молоты. Бинго постарался представить себе картину жестокой засады и забивания заманенного дварфа кувалдами, но картинка вышла скорее комичная — Торгрим так потешно брыкался в ней короткими ногами, что гоблин вскорости не выдержал и захихикал, а потом и откровенно заржал. Рансер развернул, насколько мог, голову и посмотрел на седока укоризненно. Пристыженный Бингхам слез на землю и прошелся, растирая затекший зад, по двору кузни. Не то чтобы ему хотелось пить — скорее плюнуть в колодец, чтоб впредь не оскорбляли невниманием.
— А за лошадями твоими, дяденька, кто будет присматривать? — окликнули его от небольшого хозяйственного амбарчика.
Бинго от неожиданности втянул голову в плечи, но обнаружил в собеседнике всего лишь мальца лет восьми и позу принял независимую и гордую.
— Не лыцарское это дело, — объявил он важно. — Этим оруженосец должон заниматься.
— А ты разве не оруженосец при том, бородатом, лыцаре?
— Чё? Я? При нем? Думай, чего говоришь, недоросль! Главный у нас я, а он так, на побегушках, потому как общаться с чернью я брезгую.
— То-то он тебя дурнем в глаза честит!
— Лыцарю дурнем быть выгодно и почетно. Это вам, поселянам, приходится являть умы, разумы и хитрости, а наша лыцарская сила — в силе да доблести, чем меньше лишнего — тем ближе к блестящему еталону.
— А меня батька грамоту да счет учить заставляет, — посетовал мальчонка, пораженный таким суждением. — И розгой дерет, ежли не в уме, а по перстам считаю.
— Потому и общаюсь с вашим братом через бородатого, чтоб зараза разума не пристала. Ты это… не дыши в мою сторону! Начну еще различать буквицы, как бы не поперли из лыцарей. Лучше вон присмотри сам за моими конями, водички им налей, овса принеси, помой, причеши… а кстати, нет ли у тебя старшей сестренки?
— Ажно трое, а тебе зачем?
— Они ж дуры, я полагаю?
— Девчонки же!
— Ну вот, чтоб мне было с кем поболтать, не опасаясь оскоромиться.
— Батька не велел незнакомым про сестер сказывать.
— Да кто такой твой батька? Маг, что ли, или сельский пастор? Счет учи, про сестер молчи, — да я б такого батьку сам поучил вожжами, каково на неокрепший мозг капать.
— Дык кузнец Анберг и есть мой батька. — Парнишка потыкал в сторону кузницы. — Коли ты впрямь готов с ним потолковать, чтоб перестал меня счетом мучить, а взамен доспех сварганил и отпустил на подвиги, так я покличу его?
Бинго припомнил кузнецовы ручищи, прикинул на глазок шанс внушить этой глыбе хоть что-нибудь вожжами и приуныл.
— Сиди уже, малолетний преступник! Без тебя подвигов наперечет, и так уже ездить приходится невесть куда, чтоб только людям бездельником не казаться.
— Ну, тогда сам своих лошадей и обихаживай. Вон одна удрала уже!
Гоблин поперхнулся, обнаружив несомненную правоту кузнечонка — Рансер и пони покладисто торчали у изгороди, одна из безымянных лошадок сэра Малкольма тоже топталась неподалеку, а вот последнюю еле разглядел неспешно трусящей через луг невесть куда… и что всего хуже — это оказалась именно та, на которой ехал Торгримов мешок с латами! За такую утрату дварф, вполне очевидно, не только обидными словами попеняет.
— Эх ты ж, вредитель, нарочно зубы заговорил! — взвыл Бинго и рванул со всей прыти. Махнул через колодец, влегкую перелетел через изгородь и врезался, как плуг, в пышное разнотравье, стараясь не упускать из виду маячащий вдалеке доспешный тюк. Лошадь оглянулась, увидела несущееся напролом безобразие с перекошенной рожей, испуганно заржала и прибавила шагу, противно собственной природе устремляясь в недалекий ельник.
— Вернись, я все прощу! — засипел Бинго в отчаянии. — Цыпа-цыпа, сукин ёж!
И сам чуть не перешел на четыре конечности, но вовремя вспомнил, что уже пробовал, и скорости это не прибавляет, разве что шокового эффекта для наблюдателей. А лошадь лучше не пугать еще больше, и так-то ее хорошо б поймать раньше, чем в Фигасе-озере. Плотный доспех не пропускал воздух, так что Бингхам моментально перегрелся, пошел паром, зеленая его рожа налилась кровью, отчего обрела устрашающий баклажанный отлив, во все стороны полетели брызги, а вскоре и струи пота, глаза выпучились, как тележные колеса, а в груди захрипело и принялось колоть, словно под ребро совали шилом.
Все-таки бегал Бинго отменно, и тюка неподъемного на нем не висело, так что уйти от него в лесу скотине не светило. Попав в лесополосу, она начала цепляться тюком и седлом за ветви, а копытами — за корни, испустила тревожное ржание, пыталась как-то сбросить ношу, но шанс был упущен — гоблин непринужденно настиг ее, порою качаясь на стволах деревьев, словно огромный павиан, и сгрябчил сразу за седло и за холку, едва не усадив крупом под ближайшую ель.
— Фуух! — только на такое изречение Бингхаму и хватило оставшейся дыхалки. — Ты чего же это, кхех, кхех, делаешь, хвостатая?
Кобыла понурилась, вероятно надеясь, что хоть раскаяние спасет ее от немедленного ритуального пожирания. Может, и не спасло бы — славный своей недальновидностью Бинго мог бы и прибить сгоряча (вот нарочно прибить, чтоб пришлось обратно тащить доспехи на собственном горбу), но, на ее счастье, внимание Бинго отвлекло постороннее песнопение. Бывая по роду деятельности в лесах довольно часто, гоблин твердо знал, что подобное звуковое оформление — далеко не обычное дело. Конечно, можно порой напороться на мурлычащего под нос рассеянного охотника, а при большом везении — даже на симпатичную собирательницу грибов, но уж хоровое-то пение, да еще не абы какие посконные «люли-люли», а на иностранном языке и, похоже, с глубинным смыслом — это явление, несомненно, заслуживало рассмотрения.
