— Ты послушай его, сэр комендант. — Торгрим кивнул на спутника. — В иных каких делах я бы такого рекомендовать не стал, но по этой части он большой знаток. Ни одной кузнечихи не пропустил по дороге.
— Одну пропустил, и даже на дочку ихнюю не позарился.
— Только не плачь, Бинго, мы ж еще вернемся.
— Потому и страдаю. Так ты пишешь письмо, добрый сэр? Мы поспешаем!
— Да, да. — Лукас обреченно вздохнул. — Иду писать. Ешьте пока… не торопитесь, сколь возможно. Так чего, не писать о погоде?
— Не надо. Если спросит, то и так скажем: радуга прямо за башней, от вас не видать, так заходите, не стесняясь.
— Гениально! Может, тогда действительно… неловко просить, но раз такой знаток под рукой… подскажите, что написать, сэр Бингалахад! Да и почерк у меня… Не сочтете ли за унизительный труд за меня… ну, того…
— Да я вообще писать не умею, чему в нонешних обстоятельствах рад до полных штанов. Ты вот что, напиши, что играешь на барабане!
— На барабане? Но разве на барабане играют? Боевые дроби, маршевые, условные сигналы во время битвы — их я разумею все до одного, но…
— Слушай, я тебе не навязываюсь, ты сам спросил. Так и пиши: «…а когда на душе моей тяжко, разлюбезная Кейтлин-как-бишь-ее-там, то сажусь я на барабане играть третью, неоконченную, симфоническую увертюру эльфийского музыкотворца Бетховиэля, а чтоб не переполошить лагерь — делаю это в глухом лесу».
— Хорошо, но почему на барабане? Разве виолончель не более изысканна?
— У тебя есть тут виолончель?
— Нет.
— А барабан?
— Конечно, есть, он используется, как я уже сказал, для подачи сигналов.
— Ну вот. Явится она послушать, так ты берешь одной рукой барабан, другой — ее руку и ведешь в глухой лес.
— И?..
— Да-а-а, тебе и в мешке привези — толку не добьешься.
— Сэр Бингалахад, ну я вас душевно умоляю!..
— А вот от этого отвыкай, мне ни к чему, а они вовсе страсть как не любят. А может, и любят, но что не ценят — это зуб даю. И вот это что за амбре? — Бинго нервно задергал носом. — Облился чем-то по неосторожности?
— Ну почему по неосторожности? Каждое утро, садясь писать письмо… ну да, все то же… стараюсь привести себя в надлежащее состояние духа и тела, вот и драгоценные духи выписал из столицы.
— Тяжкий случай, как и лечить-то? Может, у тебя и ноги безволосые?
— Ну, не сказать, чтоб совсем, а какое это имеет значение?
— Первоочередное. Давай с дварфа настрижем шерсти и на тебя налепим!
— Для чего же?
— Да для того, что если хочешь своей даме понравиться, то для начала не лы-ы-ы-ыцарем прикидываться надо, а мужиком. От духов, значит, пока мы тут еще… поди вон о моего лося потрись, тот еще афродизиак, леди Кейтлин сама примчится.
— Сэр Бингалахад! Я решительно отвергаю предлагаемые вами методы! Вы пытаетесь сделать из меня… то, чем я являюсь, а вовсе не то, что хочу представить леди Кейтлин!
— Ну так добавь духов, и к тебе в очередь выстроятся все подчиненные ей мужичины.
— А ты не подумал, Бинго, что воинствующая дама может все-таки и вкусы иметь более… — дварф посучил сальными пальцами с огрызком колбаски, — мужланские, что ли?
— Сэр Торгрифаль! Это уж ни в какие ворота! Леди Кейтлин — ангел чистой красоты, она и в доспехах более женственна, нежели все дамы, каких мне случалось видеть при королевском дворе! И я уверен, что суровая судьба воительницы никак не смогла поколебать ее нежное и чувственное эго.
— Эго?
— Эго, да.
— Есть среди наших богов и такая — Хаэла Брайтэкс, Леди Удачи, тоже вся в доспехах, но чтоб у нее что-то такое водилось — не слыхал. Впрочем, какой из меня теолог, да и бабовед скромный.
— Кстати, да, ты к Марисе зайти так и не удосужился.
— Я женат, Бинго, и свое отношение к промискуитету уже высказывал.
— Ты женат? — Бинго вытаращил глаза так, что пришлось заталкивать их обратно в глазницы пальцами. От колбасного жира глаза немедленно заслезились, и гоблин принялся их отчаянно затирать предплечьем. — Вот так номер, почему не знаю? Что, и дети есть?
— Есть. А твое какое дело?
— Ну, интересно же, почему ты тогда здесь, а не там. Зная, каков ты ухарь, небось отхватил самую видную дварфиху, с бородой до пола!
— Не зли меня, зеленое брюхо. У дварфиек бород нету. А так — да, жена у меня видная, тебе и мечтать не приходится.
— Ну так ее ж стеречь от прочих дварфов надо! Они знаешь какие жуки!
— Они не жуки, дварфы они. Что тебе вообще о них ведомо?
— Мне и один плешь прогрыз, а там же их целый город!
— Ты вообще, что ли, не слушаешь, о чем я толкую? Мы, дварфы, другие. Мы на чужих жен не заримся.
— Мы, гоблины, в целом тоже почти не по этой части, да знаешь, какие бывают исключения!
— Кстати, я ведь даже не знаю, не связана ли леди Кейтлин с кем-либо обязательствами, — пригорюнился Лукас. — А вы предлагаете сразу в лес, с барабаном.
— Да твои-то какие сложности? Ты тоже дварф, что ли?
— Нет, но законы рыцарства…
— Ах, ну да — лы-ы-ы-ыцарь. Отбить женщину просто так нельзя, надо сперва убить ейного предыдущего хахаля! Это мы тоже можем…
— Этого мы не можем! — Торгрим шарахнул по столу.
— Можем! — Бинго стукнул ответно, и стол жалобно хрустнул. — Но не будем. А то ж потом выяснится, что у них, лы-ы-ы-ыцарей, и тут все не слава богу; который убил, тот и бери добычу, а потом тебя еще вот этот самый сэр комендант соберется в порядке взаимозачета мечом ковырять. Не согласный.
— Так писать-то мне что? Я играю на барабане, за башней у нас радуга… может, написать еще, что я люблю животных? Сэр Бингалахад, когда вы заходитесь таким гадским хихиканьем, я понимаю, что дал маху, но не понимаю, в чем именно.
— Поймешь, да поздно будет, когда она тебе пришлет пару коз с наилучшими пожеланиями. Не надо про животных. Напиши лучше, что меч твой велик и тяжел, иной не свернет и двумя руками, а ты, упражняясь с ним ежевечерне, одною с ним управляешься и давно уже ни с каким достойным противником его не скрещивал, а в обозримом пространстве только ее видишь подходящим кандидатом.
— Ну, по сути, я предпочитаю короткий меч, а для более серьезных случаев…
— Вот об этом промолчи, должна же быть в отношениях некая недосказанность. И ни в коем случае не признавайся, что в ожидании ее с другими мужиками сим мечом постоянно переведываешься. Тускнеет, скажи, меч, и сколь его ни смазывай — ржавеет без дела! Это вариант беспроигрышный, какая воительница не проникнется сочувствием.