От мрачных мыслей отвлек бродячий цирк — Мик с грудой трофеев в охапке и неохотно бредущий за ним Чарли. Последний здорово осунулся, словно бы последние несколько дней провел в каталажке под жестким прессингом своих собратьев по службе. На ходу он что-то жевал — ох, надеюсь, ему достало ума отколупнуть от брикета малюсенький кусочек, иначе приходится уповать только на наличие у Фирзаила лекарских способностей. На эльфа Чарли глянул мельком и тихо уселся в сторонке ото всех, уставившись в пол.
— Он болен? — участливо осведомился эльф.
— На всю голову, — радостно удостоверил Мик, ссыпал свою ношу — оружие, разгрузки и жилеты — на пол, из-за пояса вытащил мой кинжал и вернул мне, метнувши в пол в паре дюймов от моих скрещенных ног.
— Смотрел сенситивную живопись, — пояснил я, чувствуя себя шарлатаном, объясняющим из головы совершенно неведомые материи. Фирзаил, однако, понимающе закивал — Сам, видать, зависал не раз, изучая путешествия этой зловредной линии.
— Ботинок твоего размера не нашел, — доложил фон. — Вы, канадцы, все-таки поучились бы рождаться без лыж. Если кому нужна модная камуфляжная курточка, то есть пара хороших, не считая той, которую Мейсон изгваздал кровищей ее хозяина. Ты, Чаки, мог бы вон те бутсы примерить, — указал на пулеметчика, — да и прочее его барахло. Ну чего, Мейсон, ты убедил нашего друга, что меня надо побить?
— Нет, но через полчаса он сам до этого дойдет.
— Никого бить не буду, — стремительно отмазался Фирзаил. — Решительно отказываюсь. Джаспер, если хочешь, можешь побить этого человека.
Джаспер испуганно засопел. Очень хорошо его понимаю. От подобных перспектив и впрямь обделаешься, тем более что Мик в своих странствиях оброс штанами и ботинками, но никак не драпировкой для верхней части торса.
— Джаспером меня уже били, — разочарованно открестился Мик. — Не внушает. Я б хотел заиметь прецедент драки с эльфом! Слушай, Фирзаил, а есть в вашем народе такие, которые драться умеют и любят?
— Либо то, либо другое. Как оперативников мы используем ваших людей. — Эльф тоскливо покосился в сторону трупов. — Они чаще сочетают оба этих качества.
— Ну ты меня с ними познакомь, ладно? Лучше с теми, которые умеют. Их развести на толковище — выйдет для обеих сторон познавательно.
— Обязательно познакомлю. — Фирзаил замялся. — Только боюсь, что тебе не понравится.
Это он фона не знает. Как-то на моей памяти он переведался с шибко могучим парнем, специалистом по боевому карате, так после первого же раунда бегал по кругу, с восторгом показывал разбитый нос и верещал что-то радостное, в духе «Ты зацени! Вот так молодец!». Потом навещал того парня в травматологии, носил ему колу и пончики. Парень был не рад, но вовремя смекнул, что умиленный фон хотя бы не так травмоопасен, и сносил его визиты с терпением, достойным мастера древней восточной философии.
— Мне понравится, — отмахнулся фон беспечно. — Мне всегда нравится.
— Наши боевые искусства… они другие.
— Так за то и ценим. Что за интерес с таким, прости, чахликом по нашим правилам? Если очень приспичит, то у нас полный Таиланд боксеров в минимальных весах.
— Наши бойцы сражаются с применением своих природных возможностей. То есть волшебного плетения.
— И правила не запрещают?
— Нет. Это ведь не оружие. Это наша природная сила, возмещающая малую возможность наших мускулов.
— Все равно интересно попробовать.
Уж этот попробует. Будут клочки от их волшебного плетения летать по закоулочкам.
— Прекратите ерундой заниматься, — потребовала Айрин. — Микки, ты знаешь, что он меня обозвал «камертоном» и требует принять участие в какой-то оргии?
— В оргии — это правильно, хотя ума не приложу, что в ней делать камертонам.
— Всего лишь в заклинании!
— А идея с оргией выглядит гораздо интереснее.
— Это вы уже сами можете договориться, после.
— С ней договоришься, как же, она самых честных правил. Только кошмарные создания вроде тебя, Хранителя или Мейсона способны в ней пробудить фонтан чувственных искр. Да и от тех скорее пострадать можно, чем получить удовольствие.
Уберусь-ка я подальше, пока не началось. Ему-то за счастье позлить подругу детства, а моя тонкая душевная организация на такое не рассчитана. Тем более что я видел на Стиви ботинки размера вполне воодушевляющего.
— Следить, опрашивать на общественно полезные темы. Не отпускать, пока не вернусь. В секту их записываться не спешите, она у меня вызывает подспудное подозрение. Да, Фирзаил, я понял, что ты друг или, вернее, очень норовишь им казаться, но в последний раз такое дружелюбие ко мне проявляли свидетели Иеговы, а это настораживает.
— Вашему виду не свойственно дружелюбие, это всем известно.
— А про ваш вид мы вообще ничего не знаем, так что придержал бы ты свои речи за большую симпатию или хоть чем-то их подкрепил.
— Чем, например?
— Даже не знаю. Удиви меня.
— Дружелюбие невозможно доказать. Его можно только испытывать. Самое откровенное уважение и благодеяние зачастую проявляется под влиянием обстоятельств и легко может измениться на противоположное.
— В том числе твое?
— Вы уже нанесли нашему делу немалый ущерб. — Фирзаил выразительно повел бровью на тела в углу, — но сердиться на вас за это я не могу и не хочу. Тем более что с вами пятый Камертон, а это искупает любые неудобства, если только вы послушаетесь голоса разума и примете нашу сторону.
— Пока что мы не уверены в целесообразности таких инвестиций.
— Инвестиции — вложение средств с целью последующего извлечения прибыли, — подал голос позабытый Чарли, не отрываясь от созерцаемой им точки в полу. — На прошлой неделе вычитал в календаре эрудита.
— Именно так, Чарли. Ты в порядке?
— Я думаю, Мейсон.
— Не надорвись. Я скоро.
Так уж прямо скоро не получилось. Стиви пожертвовал мне армейские ботинки «Бейтс», всего на полразмера не дотянувшие до родного двенадцатого, впрочем, лучше такие, чем мои расхристанные в лоскуты «казаки». Кроме того, я позаимствовал у него разгрузочный жилет со специальными кармашками для патронов к дробовику, набитыми уже полюбившимися желтенькими, и не удержался, чтобы не отцепить набедренную кобуру с раритетным по нашим временам пистолетом LAR Grizzly. Не уверен, что Стиви был хорошим человеком, для этого на его туше было слишком много мрачных байкерских татуировок, но его выбор оружия заставил проникнуться к нему посмертной симпатией. Затем пришлось прогуляться вниз и подвергнуть поруганию Лесли. От него мне достался застиранный до невыразительной блеклости, зато пришедшийся почти впору кадпат с карманами, наполненными жвачкой и сигаретами. Курить, говорят, вредно, — парню повезло, что не дожил до рака. Вот теперь я со всей определенностью стал похож на человека — хоть кому захочется спрятаться. Выгреб жалкое содержимое карманов, оставшихся на моей бессрочно сохнущей одежде. Из фляжки глотнул — ну, разумеется, спитой чай, хотя с учетом долгого времени хранения в нем завелась альтернативная форма жизни, на вкус гнилостная, на вид подобная плесени, пришлось энергично отплевываться и даже, унизительно опустившись на четвереньки, отхлебывать из ближайшего бассейна, чтобы забить отвратительные ощущения на языке. Повезло еще, оно ведь могло и получше развиться, и выскочить, и напинать под седалище. Все-то меня норовят обидеть: кто не делом, тот словом, которые лишены дара речи, те смотрят косо, норовя оскорбить хотя бы таким неявным способом, и еще объегорить норовят, как те эльфы да Хранители. На очную бы ставку их выдернуть, но некое шестое чувство подсказывает, что ничего хорошего из этого не получится, еще и нас самих позашибает разлетающимися фрагментами доводов.
