— Минус три, — отметил над ухом Мик. Одеваться он так и не спешил, глок заправил прямо в трусы сзади, а автомат Лесли держал под мышкой, словно джентльмен тросточку. — Вот теперь ты непременно подобреешь.
— Подобрею я, когда они отдадут мне мои три пива.
— У них есть пиво? Где записываться в очередь?
— Спросим главного. Я вперед, ты прикрывай.
— Хочешь автомат?
— Кушай сам. — Я вытащил из-под полы «вилсон». Уж его-то заведомо не заклинит в нужный момент, а учитывая, сколько их осталось, девяти патронов мне хватит за глаза. — Главное, меня не подстрели.
— Тогда не совался бы ты вперед. Я обычно именно туда стреляю.
Идея недурна, но вряд ли эти красавцы согласятся выходить по одному с поднятыми руками. Так что лучше разберемся с ними в темпе, и можно будет предаться высоким материям.
— Может, отвлечь их? — предложил фон мне в спину.
— Валяй, отвлекай.
— Ну не я. От меня попрячутся. — Мик с удовольствием перекатил под шкурой свои ненормированные бугры. — Пусть Айрин спросит, как пройти в библиотеку, наивно лупая глазками, — в детстве у нее хорошо получалось.
— Голая?
— Заметьте, не я это предложил!
Теория прекрасна, но боюсь, что пока мы будем уговаривать Айрин на этот подвиг, утратим элемент внезапности. Фон, правда, как-то в эпоху безделья пробовал себя в амплуа эротического фотографа и даже в конце концов уговорил некую худосочную мегеру на что-то такое, все равно не воодушевившее. Но все остальное время практики ему приходилось тратить на запечатление особей, которых он в сердцах окрестил манерными пидорасами — кто бы знал, что их на свете такое количество. Подозреваю, что они, будучи все-таки в глубине своей сути мужчинами, попросту проявляли достаточно храбрости, чтобы в отличие от дев не прыснуть от такого искусника по кочкам и по кустикам. Конец карьере наступил внезапно, как все, что с Миком случается: в его камеру прилетел знак свыше — кирпичепад. Фон с облегчением объявил, что не больно-то и хотелось, с чувством пописал на пирамиду и начал изучать теорию хлебопечения. Но об этом в другой раз, потому что я как раз добрался до заклинательного чертога и, «бог не выдаст — свинья не съест», выдвинулся по дальней стеночке, держа зацеленным дверной проем.
Опять повстречался с пулеметчиком, праздно шатающимся по комнате, по ту сторону проема. Учитывая, что он был у меня уже на мушке, я бы вполне успел в него выстрелить и дважды, и больше… если бы что-то не придержало палец. Бывает такое, от чего так просто не отмахнуться. «Туда не ходи, снег башка попадет — совсем мертвый будешь…» — откуда бы это? Так и не выстрелил, ожидая, чем разрешится заминка… хотя краем рассудка уже понял — чем. Душа, конечно, в пятки ушла, когда он с округлившимися глазами вскинул и развернул в мою сторону ствол своего агрегата, но душа — это лирика, в бою она не применяется. Я даже сделал пару шажков навстречу, увидел за спиной пулеметчика эльфа, который таращился на меня не менее изумленно, а потом пулемет застрекотал, извергая поток пуль… Интересно, не испачкал ли я машинально хранительские штаны, а то внутри все сжалось со страшной силой.
Мембрана на миг стала вполне отчетливой, белесой, в тех местах, где пули в нее ударились, расцвела радужными пятнами, а затем вернулась к обычному прозрачному состоянию, и стало видно, как тщедушное эльфье тело паническим нырком отбрасывается в глубину комнаты, а незадачливый стрелок еще стоит, но по груди его, плечам и даже липу уже пробарабанила смертоносная дробь рикошета. Чудовищная пробоина образовалась под левым глазом — пуля, очевидно, ударила боком, уже беспорядочно закрутившись, и без труда проломила череп. На краткий миг задержавшись, он начал заваливаться назад, а я вступил в комнату, обводя ее в три глаза, и обнаружил еще одного бойца у дальней стенки. У этого был еще один трофейный АК, и он немедленно дернул стволом в мою сторону, выпуская от пояса очередь — длинную и уже потому безнадежную. Калашников валит вправо и вверх — стало быть, я нырнул вправо и вниз, чтобы не пасть случайной жертвой этой выразительной истерики, повалился на пол вместе с пулеметчиком и выстрелил по всем канонам жанра — «в геометрический центр максимальной площади цели». Очередь захлебнулась, когда пуля ударила в середину груди. Сорок пятый калибр отбросил стрелка на стену, хотя едва ли проломил бронежилет, благо запасся дядька тяжелой шкуркой класса не ниже третьего. Но это мы поправим вторым выстрелом, благо теперь можно потратить полсекунды на точный прицел — прямо в переносицу. Готов, аж всю стену заляпал… знал бы — небось и каской бы разжился, какую не пробьешь. Минус пять, в активе трое. Осталось извернуться, подбираясь на ноги, и поймать в прицел злокозненного серокожего раввина, или под кого он тут косит. Вот таких ребят надо валить без промедления, пока не начали пуляться неопознанными фаерболами.
Эльф, однако, повел себя в высшей степени непредвиденно — как упал, так и разбросал конечности, символизируя отсутствие резких движений, руки вовсе задрал в воздух и затарабанил истерически:
— Стой! Друг! Не враг! Не надо!
Это кому тут ты не враг, скотина такая? Мне? Мне никто не враг, но мне это никогда не мешало пристрелить для пользы дела того или иного встречного. Но и в друзья ко мне так просто, на ровном месте, не попадают. Может, мы для них все на одно лицо, и он меня посчитал за внезапно спятившего своего?
Пока суть да дело, я задумался и стрелять не стал, хотя и ствола с эльфа не спустил. Он этим немедленно воспользовался, но по уму — вскакивать или делать пассы не стал, зато развил свою урывочную риторику:
— Не желаю вам зла! Пришел помочь! Верьте мне, я не обманываю!
Говорок у него тот еще, как у тех бриттов из Аегиса, с которыми мы как-то хаживали по африканским просторам. Да и слова подбирает словно со словарем. Но, надо отметить, впрямь не делает попыток как-то навредить. Наверное, момент ловит.
— Вертолет сдаешь?
— Вертолет? Сдаешь? Не понимаю.
— Мля. Громовая птица, чух-чух, на крыше.
— О! Винтокрылый транспорт? Конечно, я отдам. Но транспорт не нужен! Я могу открыть Врата куда захочешь.
Вот уж не знаешь, где найдешь. Впрочем, если я верно помню, как работают эти Врата, нам отсюда будет не видно, куда он нас выбросит. Так что я бы предпочел все-таки взять вертолет и, прояснив тутошнюю картографию, летать явными маршрутами.
В дверях возник Мик, держа автомат одной рукой, а второй подтягивая сползающие трусы. На перебитых глянул мельком, а эльф его явно заинтересовал. Тоже мне, Ливингстон, открыватель неизведанного.
— Здрассте вам, — изронил фон стеснительно. — Извините, что мы так резко. Мейсона иногда заносит.
— Ты часом не забыл, за кого ты?
— Никогда и не знал. Помню, как был за русских на чемпионате мира по футболу. Даже ты мне никогда не причинял подобного огорчения.
— Я друг! — не замедлил эльф воспользоваться замешательством.
