Так и добрались до ратушной площади.
Народ вокруг неё составлял вялотекущее кольцо, ибо праздных зевак тут во все времена хватало, а посмотреть было на что — яхта не каждый день висит на приколе. Плотное кольцо городской стражи не пускало любопытствующих на саму площадь, но при появлении Панка оживились, бодрыми взмахами копий заставили народ расступиться.
— С удачей? — осведомился один из них, генерал в нём с грехом пополам признал того капрала, что сопровождал их на приём.
— С успехом, — дипломатично поправил его Хастред.
— Ожидают. Проезжайте. Единственно, велено вас за расчётом адресовать к господину городскому магу, а гостю чтоб не показывались. Во избежание, значит.
— Да и не жаждем, — заверил книжник.
— Как же не показывались? — возмутился до глубины кроткой своей души Вово. — А кому ж сей почтенный отец семейства свою спасибу говорить станет? Мы ж вроде не чужие, мы ж это — девицу привезли! Мы с гзурами сражались и ещё раньше с мелкими, но злобными, а ещё ранее и с крупняком переведались, это что — чих собачий?
— От его спасибы тебя как бы из штанов не вытряхнуло, — отрезал Хастред. — Ты, Вово, не думай, что наши гоблинские обычаи во всём мире имеют преобладание. Скажи спасибо, если маг с оплатой не надует.
— А корабль? А на корабле?!
— Ты точно не гном? Сколько можно о ерунде мечтать?
— Ага, как сам так летал, а как Вово так гном!
Хастред пожал плечами. Не рассказывать же, что сам летал не по доброй воле, а удирая от очередных Чумповых доброжелателей, спрятавшись в грузовом трюме торговой летучей каравеллы. Там по врождённой страсти всё курочить распорол половину тюков с тканями (и другую половину бы распорол, но Чумп тоже не зевал), нахлебался вдосталь коллекционной мальвазии, отчего потом маялся одновременно туманностью рассудка и кишечным недобром, ухитрился ненароком поджечь днище, а когда каравеллу взяли на абордаж юркие летучие джонки князя Беррита, признанного короля воздушных пиратов, гоблины решительно унесли ноги, выбросившись на ближайшую гору, выбраться с которой оказалось само по себе тем ещё приключением. В общем, вроде как и жить нескучно, но и похвастаться нечем. Особенно этому, молодому да наивному, ведь наверняка же сочтет должным повторить путь истинного гоблина, а ты потом терзайся муками совести, что, мол, заморочил голову…
Эльфийка бесцеремонно взяла курс на парадный вход в резиденцию Наместника, гордо задрав голову, миновала салютующих стражей, у самой лестницы ловко соскочила на землю, вновь сверкнув худосочным окорочком. Поводья небрежно перекинула Чумпу. Уже у самых дверей обернулась, обвела гоблинов критическим взором.
— Сама дурак и урод! — торопливо выпалил на упреждение Вово. — И обжора и пропойца. И дуподрюк!
Капрал, следовавший за ними неотвязной тенью, поперхнулся и гулко закашлялся, стуча пятой алебарды по булыжникам. Тайанне, однако, не оскорбилась, а, напротив, кокетливо эдак хихикнула, словно вполне обыденная хуманка-свинарка, ущипнутая за зад проходящим мимо конюхом.
— Занятно с вами было, братья гоблины. Вы обращайтесь, если что. Может, и обратно в башню проводите, как с папой переведаюсь?
— Ежели заплатит, так, пожалуй, повозим куда и сколько надо раз, — заверил Чумп. — Папа, я думаю, очень быстро заплатит. Есть на свете кто-нибудь, кто готов тебя долго выдерживать, кроме этого, который вообще готов терпеть что угодно, лишь бы в юбке?
Поименованный столь сложным образом Хастред немедленно толкнул оскорбителя в бок, Чумп отпихнулся локтём, капрал опять пристукнул алебардой, чтоб не затевали тут этих несуразных игрищ, а потом идиллию нарушил ровный и в общем-то даже негромкий голос, в котором тем не менее отчётливо ревели свирепые горные бураны, сплетаясь с глубокой силой неумолимых муссонов:
— Тайанне, дочь моя! Что с тобой сотворили эти… эти?!
Альграмар Эйрмистериорн, под шумок вышедший встречать дочь, оказался достаточно крупным эльфом — мог бы, пожалуй, посоперничать ростом и размахом плеч аж с Чумпом. Он стоял в дверях, слегка сведя брови, и по всей его фигуре, казалось, непрерывным потоком бежали электрические искры, рассыпаясь ослепительно белым сиянием. Плащ с вышивкой серебром спускался почти до земли, слева его чуть оттопыривал длинный тонкий меч, хотя просто физически чувствовалось, что до грубой драки на клинках эльф-папа в последний раз унижался далеко не в текущей эпохе. Придавливавший платиновые волосы обруч менял цвет — давно известная, но так и не разгаданная тайна эльфийского рукоделия.
Гоблины враз подобрались в седлах, даже лапоть Вово извлёк из носа палец, а Зембус так и вовсе помрачнел, отчётливо себе представив, что отбивать эльфийскую атаку, которая вот-вот грянет из любого направления, придется именно ему.
— Сотворили вот, — притворно вздохнула Тайанне. — Вломились в башню, разогнали всех моих приятелей, притащили сюда… Здравствуй, папа. Хотел видеть?
— Твоя одежда изорвана! — не дал себя сбить с мысли папа. — Неужели они осмелились?
— Не изорвана, а изрезана! — пискнул Вово. — Понимал бы чего!
— Та-а-ак, — изрёк Хастред протяжно, до глубины души возмущённый такими гнусными подозрениями по своему адресу, ухватился за топор и с ненавистью воззрился на Альграмара.
— Та-а-а-к, — поддержал его Зембус, скрутил персты в базовую форму построения щита и с не меньшей ненавистью уставился на Хастреда.
— Та-а-ак, — согласился и Чумп, направляя свою часть ненависти на архитектора, который спланировал эту чёртову ратушную площадь так, что и скрыться-то негде.
— Та-а-ак, — вынужден был признать и генерал, никакого, однако, смысла в это ёмкое слово не вкладывая и ненависти никому не уделяя. — Чего осмелились? Мы ребята храбрые, оно да, но есть у твоей дитяти нечего, сам видишь. Кормить лучше надо. Жрёт она порой, конечно, разорительно, но мог бы и сэкономить на яхте-то.
— Та-а-ак, — сказал ещё и капрал и опять шарахнул о мостовую алебардой.
Взор Альграмара скрестился с оскорблённым взглядом Хастреда, пару секунд они ломали друг друга глазами, медленно белея от ярости.
— Отец, ты в своем уме? — рявкнула Тайанне, вклиниваясь между ними (может, затылок её, на который упал взгляд Хастреда, и загорелся, но в копне рыжих, как уже бушующее пламя, волос этого было не разглядеть). — Ты что, не помнишь, кто твоя дочь? Думаешь, со мной каждый гоблин может поступить как с кухаркой?
— Никакой не может, — поддержал генерал. — Думаю я, тебя как ни пинай, а мяска толком поджарить вовеки не сумеешь. Где тебе в кухарки… — Подумал и добавил: — И как с прачкой, наверное, тоже не вдруг и поступишь. Вона, вся в грязи, а ведь могла бы и постираться, раз даже Хастред рожу умыл поутру.
Хастред покраснел и потупил взор, мигом утративший остроту боевого клинка.
— Это генерал Панк, — объяснила Тайанне, указавши на помянутого. — И его, как бы это сказать без мата, весёлые парни.
