— Ничего себе лошадки!
— А ты думал, — важно ответила Веста, — ежели это дочери морского деда!
— Морского петуха, — поправил Ваня, — разве нет?
— Ну, петуха, деда, какая разница. Колдун да ведун вроде водяного, только постарше будет. Наплодил детушек всех мастей, а теперь не знает, как от них избавиться. Про Горыныча слыхал? Его сынок.
— Да‑а‑а… — уважительно протянул Иван, — здоров петух на потомство. А часом, Чудо‑Юдо не его деточка?
— Его, как же не его, — усмехнулась Веста, — только где то Чудо теперь, его давно тезка твой, Иван‑царевич, жизни лишил.
— Жаль, — огорчился Иван.
— Чего жаль‑то? — не поняла волчица. — Чудо‑Юдо жаль?
— Ага. Поглядеть охота.
— Наглядишься еще на чудищ, — волчица рассмеялась и тряхнула головой, — будто их тут мало!
Ваня поежился, с ужасом думая, с какими чудищами ему еще предстоит встретиться. Тем временем волчица была уже на пороге конюшни и нетерпеливо переминалась с лапы на лапу:
— Идешь, нет?
— Иду, иду, — опомнился Иван, — прости, замешкался.
— Вечно ты так, — проворчала Веста, — давай, что ли, садись на спину, всадник мой бесценный!
Бесценный всадник ловко вскочил на волчицу, ухватился руками за шею и вдруг ни с того ни с сего звонко чмокнул Весту в макушку. Она вздрогнула от неожиданности:
— Это еще что такое?
— Просто так, — улыбнулся Иван, — хорошая ты, хоть и ворчишь без всякой меры.
— Ну ладно, — с сомнением проговорила волчица, — простим по первости.
И не успел еще Ваня понять, что же ему собираются прощать, как Веста сорвалась с места, унося его из Золотого царства. Улицы, дома, сады — все слилось в разноцветный хоровод, пестрой дымкой пронеслось мимо Вани. И вот уже далеко позади остались золотые ворота, Веста мчалась по изумрудно‑зеленому лугу. День был в самом начале, только‑только промчался Ярополк на верном своем Яровесте, мир начал потихоньку пробуждаться от ночного сна. Все дальше и дальше летела белая волчица, без устали отмахивала версту за верстой, стараясь настигнуть царских кобылиц. Трава, тяжелая от росы, медленно поднималась, обогретая и высушенная солнцем, цветы тянулись к небу, расправляли лепестки, радовались новому летнему дню.
Кобылиц нигде не было видно, Ваня уже начал терять надежду, как вдруг вдали мелькнула золотая грива. Веста, грозно зарычав, бросилась к ней, но лошади, будто дразнясь, то подпускали ее к себе совсем близко, то, задорно заржав, мчались прочь от разъяренной волчицы. Веста попусту щелкала зубами, отплевывалась от попавших в рот травинок, отдыхала немного и с новыми силами бросалась за неугомонными кобылицами. Силы явно были неравны — матерая волчица проигрывала тонконогим лошадкам, которые воспринимали погоню как веселую игру. Наконец Веста упала без сил в мягкую траву. Ваня скатился с ее спины и пытливо посмотрел в льдисто‑голубые волчьи глаза.
— Устала?
— Ага, — только и смогла сказать Веста, — я себя, видать, переоценила. Куда мне тягаться с такими противниками! Видно, придется тебе, Иванушка, яблоки у царя все‑таки выкрасть.
— Видно, придется, — тяжко вздохнул Иван, — главное, чтобы тебе худо не было. Ты лежи пока, отдыхай, я пойду, может, родник найду.
— Хорошо, — благодарно кивнула волчица, — спасибо тебе, Иванушка.
— Тебе спасибо! — рассмеялся Ваня. — Если бы не ты, где бы я сейчас был?
И он, еще раз чмокнув Весту, бодро зашагал по пояс в густой траве. Волчица проводила его долгим взглядом, улыбнулась во всю пасть и закрыла глаза.
Иван шел по полю; день вступал в свои права. Все громче пели птицы, все ярче светило солнце. Приятно было ступать по земле босыми ногами, слегка ежиться от холодной росы, смотреть в небо и удивляться, до чего же оно синее. Вдалеке послышался какой‑то плеск, Ваня решил, что это скорее всего ручей, и радостно к нему побежал. Бежать в поле, бежать в высокой траве, чувствуя, как зеленые стебли щекочут голый живот, срывать на бегу травинку и пробовать ее на вкус — кто не делал этого в детстве? И как много забывает человек, становясь взрослым, как резко старится, месяцами не выезжая из пыльного города, сколько теряется летних дней, которым уже никогда не суждено повториться!
Поле все не кончалось, плеск же становился громче, явственнее, и вот уже Ваниному взору открылось крохотное озерцо не больше двух саженей длиной. Появилось оно прямо посреди зеленых зарослей, по берегам росли камыш, осока и стрелолист. И на бережку с удочкой сидел тот человек, которого Ваня никак не ожидал здесь увидеть. Он обрадовался и испугался одновременно:
— Максюта, ты, что ли?
Человек вскочил, ударил себя по бедрам и шустро подбежал к Ивану. Это и правда был Максюта, но Максюта, похорошевший на редкость. Одет он был настоящим щеголем, чисто умыт, ровно подстриженные волосы аккуратно перехватывал кожаный шнурок.
— Здравствуй, брат! — кинулся он пожимать руку Ване. — Вот уж не думал не гадал, что тебя здесь встречу. Какими судьбами?
— Своими ногами, — рассеянно ответил изумленный Иван. — Да ты погоди, как же это ты сюда добрался? Ведь от Серебряного царства до Золотого сотни верст, неделя пути!
— Ну, — хитро прищурился Максюта, — это ежели на простом скакуне. А мы‑то с тестюшкой… — Он обернулся куда‑то в сторону и закричал: — Эй, Велеба! Сват приехал!
Из зарослей травы вышел знакомый уже Ивану Велеба Будиволн, на ходу подвязывающий штаны.
— Эге! Это, знать, ты меня сбил, Ванюшка, — вовсе не сердито начал старик, — ну здравствуй, здравствуй, не чаял уж свидеться!
— Он, он, — закивал радостный Максюта, — он самый! Да ты не молчи, — он с чувством затряс Ванину руку, — молви слово‑то!
— А что молвить, — удивился Ваня, — мне вот дюже знать хочется, какими путями ты здесь оказался?
— Да что рассказывать‑то! — Максюта всплеснул руками. — Ну, значит, в тот же день, как ты мне, братуха, Зарену‑зазнобушку сосватал, так мы сразу честным пир‑ком да за свадебку. Отгуляли, значит, как водится, а потом я тестя дорогого в охапку — да на лошадок, да на рыбалочку.
— Не, — помотал головой Иван, — это мне как раз неинтересно. Я только знаю, что досюда раньше недели и на самом борзом коне не добраться.
— Обижаешь, сватушка, — покачал головой старик, — я тоже не пальцем деланный, как‑никак столько лет царским конюхом тружусь, недаром хлеб‑то свой ем. Неужто ты думаешь, что на конюшне царской заветной двух коней не найдется зачарованных, заговоренных?
— Вот оно как, — протянул Ваня, — а мне говорили, что ни на каком иноходце лихом сюда быстро не доскакать.
— Верно говорили, — усмехнулся Велеба, — кто ж, кроме меня да царя Далмата, знать может про коней вестовых?
