Тем временем стрелок проснулся и с наслаждением потягивался, не зная, что его ожидает во дворе. Он вышел на крыльцо, еще раз потянулся, да так, что в спине что-то явственно хрустнуло, и только сейчас увидел огромную железную птицу. Тут он чуть кубарем не скатился с крыльца, потому что ноги вдруг стали ватными, а сердце ухнуло куда-то вниз.
— Утро доброе! — ласково улыбнулась ему Яга.
— Доброе, — ошарашенно проговорил Андрей, — а это…
— А это и есть железная птица, — ответил вместо Яги подошедший кот. — Птица как птица. Покушать на дорожку дадут?
— Дадут, милый, дадут! — засуетилась Яга. — Умывайтесь и за стол садитесь, все давно готово, блинки да калачи с пылу, с жару!
— С жару, говоришь, — степенно проговорил Баян, — это хорошо, ежели с жару. Люблю я, признаться, блинки горячие, да так, что как ухватишь его, родимого, обмакнешь в масло — так и сам в рот заскочит да в брюхо вскочит. Во как я люблю!
— Ну и молодец, — отозвалась из глубины дома Яга.
Кот подошел к умывальнику, помялся немного, потрогал воду лапой, понюхал и недовольно заявил:
— Холодная!
— А ты как думал, — откликнулся стрелок, — самое то с утра!
И он с опаской покосился на чудо-птицу.
— Боишься? — презрительно спросил кот.
— Боюсь, — честно ответил Андрей, — вон она какая здоровая. Попробуй удержись на такой!
— Невелика премудрость, — усмехнулся Баян, — и не на таких летали.
— Ну тогда на тебя вся надежда, — немного успокоился стрелок. — Пойдем, что ли?
Кот ничего не ответил, сунул нос под тонкую струйку воды, фыркнул недовольно и, встряхнувшись, с несвойственной ему прытью бросился в дом.
— Кушайте, гости дорогие, — потчевала Яга, — чай, нескоро так покушать удастся!
— Нескоро? — удивился стрелок. — А я слыхал, будто в час твоя чудо-курочка золотое перо нас до царства Кусманова домчит.
— Ну в час не в час, — неопределенно проговорила Яга, — это я тебе так точно не скажу — сама не летала, не знаю. Может, и в час, может, больше — кто его знает. А только поесть хорошо никогда не помешает.
— Это точно! — подтвердил кот, проглатывая уже восьмой по счету блин. — Покушать хорошо — это в жизни самое главное.
Ели долго. Баян налег на простоквашу, вылакал целый горшок и попросил еще. Больше не оказалось, и он, с грустью облизав лапы, принялся за кусок ржаного хлеба с малиновым вареньем. Андрей же съел только два блина, закусил спелым яблочком и почувствовал, что совершенно сыт. Памятуя вчерашнее приключение, стрелок здраво рассудил, что выходить надо как можно раньше. Но оторвать кота от еды было занятием бесполезным, и он только радовался тому, что Баян доедал уже последний оставшийся пирожок.
— Силен трескать! — не удержался Андрей. — И как в тебя только все влезает?
— Брюхо — оно большое, для каждой вещи свое место найдется, — рассудительно ответствовал кот, — а коли так, значит, кушать надо досыта и основательно.
Стрелок решил, что против такого аргумента ему возразить нечего, и обратился к Яге:
— Пора нам, хозяюшка! Прости, коли что не так, стеснили ежели али еще что…
— Ничего, ничего! — замахала она на него руками, — В мою-то даль гости так редко наведываются, так что вы для меня сущий праздник! Еще заходите!
— Спасибо тебе! — в который раз повторил Андрей и низко поклонился. Подхватил сомлевшего кота и, закинув его на плечо, вышел на улицу.
Птица сидела все так же неподвижно, и только красные ее глаза будто наполнились влагой. Стрелок обошел ее кругом, не уставая удивляться ее стати и железному оперению. Потрогал руками могучие лапы, будто окованные сталью, оглядел огромную голову, низко склоненную к земле.
— Как на нее садиться-то? — пробормотал он будто бы про себя.
— На спину, — сонно отозвался кот.
— Ну тебя, — буркнул Андрей, — видать, придется совета у хозяйки спрашивать.
— А чего спрашивать, — засмеялась неизвестно как оказавшаяся рядом Яга, — Баян верно говорит — на спину ей садись да покрепче держись.
— Вот я и думаю, как бы влезть, — смущенно проговорил стрелок, — она вишь какая свирепая!
— Да ты не бойся, — ободрила его Яга, — тут вот ногу ставь, а здесь…
Кое-как с помощью Яги Андрею удалось взгромоздиться на широченную птичью спину. Он хотел еще полюбопытствовать, как же все-таки заставить чудо-птицу взлететь, но тут вдруг вспомнил про бочки с едой и закричал:
— А еда-то! Хлеб да мясо!
— Тут они, — улыбнулась Яга, — а я все думаю, вспомнишь ты или нет? Вспомнил, молодец.
И она подала ему наверх два деревянных бочонка, стянутых двумя железными обручами.
— Мясо в этой, — показала Яга, — поставь сразу справа, чтобы не перепутать.
— Спасибо! — прокряхтел Андрей, пытаясь устроиться между бочками, да так, чтобы не уронить храпящего Баяна. Тому, как видно, было все равно где спать, было бы набито брюхо, и сейчас он лежал, свернувшись клубком на холодной и жесткой птичьей спине, сдавливаемый с двух сторон коленями стрелка..
— Доброй вам дороги! — пожелала Яга.
— Спасибо, хозяюшка! Не поминай лихом! — воскликнул Андрей, и тут же сердце его затрепетало в груди, потому что чудо-птица вздрогнула всем телом, поднялась на лапы и расправила все четыре крыла.
— Доброй дороги! — еще раз крикнула Яга, но голос ее потонул в шуме, поднятом железным оперением птицы.
Андрей покрепче вцепился в торчавшие прямо перед ним перья, закрыл глаза и в следующую секунду едва не заорал от страха — птица, взмахнув всеми крыльями одновременно, медленно и плавно поднялась в воздух. Внезапно поднявшийся порыв ветра едва не смахнул стрелка вниз, но он кое-как удержался и привалился всем телом к птичьей спине, едва не раздавив кота.
— А. чего? — сонным голосом вопросил тот. — Уже летим, что ли?
— Угу, — еле проговорил стрелок, — летим!
— Ну вот когда прилетим, ты меня разбуди, — зевнул кот и снова задремал.
— Мне бы твое спокойствие, — печально шепнул Андрей и осторожно поднял голову. Птица поднялась уже довольно высоко, далеко внизу остался гостеприимный домик Бабы-яги. Близился рассвет, и вскоре по земле промчался красный витязь Ярополк, родной брат ночного всадника, но в отличие от своего грозного брата мирный и добрый. Всадник Ярополк был предвестником алого рассвета, красной стрелою мчался он над дремлющим миром, пробуждая леса, горы и реки. Был еще и третий брат, белый всадник Святополк, появлялся он, когда утро заканчивалось и ясное солнышко уже высоко поднялось над землей. Белый всадник был гонцом ликующего дня, и где бы он ни появлялся — птицы начинали петь громче, цветы цвести ярче, а люди, завидевшие его, улыбались даже помимо воли.
