— Только ты, парень, должен правильно смотреть научиться! А то знаю я вас, столичных штучек, вы даже коня приструнить своего не можете, куда вам глубинку понять!
— Что ты имеешь в виду? — любопытствует парень, и мне его искренность, надо сказать, импонирует!
— Тут словами не объяснить, тут показывать надо…
Парень талантлив, умен, начитан, да вся книжная премудрость иногда и гроша ломаного не стоит! Вот поскачет он два десятка лет по дорогам, связями нужными обзаведется, жизни научится, поймет, что к чему, а пока как бы ему объяснить по доступнее… Что тут у нас интересного? А вот, кстати, и оно — торгаш замызганный в ста саженях плетется, кобыла тощая телегу с сеном тащит, понуро, сама шатается, того и гляди, сдохнет. Нагляднее примера при всем желании не придумаешь!
— Вот смотри, парень, видишь мужика на телеге? Ты книжки драконьи читал, знаешь, эти звери такую штуку измыслили, «дедуктивный метод» называется. Прояви-ка ты его и скажи мне, что за мужик да откуда, а там я тебя поправлю, коли что не так.
— Ну… — Парень задумался, — видать, действительно с трудами драконьими знаком. — Из крестьян. Небогатый, но и не бедствует, одежда потрепанная, по своя, не с чужого плеча. Телега дрянная, колеса шатаются, проседают, но почти не скрипят, — значит, за хозяйством следит, и прослужить она еще не один год может. Лошадь старая, тяжело груз тащит, идет без поводьев, — значит, не первый год служит, дорогу сама знает. Рядом игрушка, кукла тряпичная, — значит, дети есть, наверно не один — вон дудка еще сбоку висит. Сено не особо, но аккуратно уложено, не абы как, значит, хоть хозяин небогат, дело свое крепко в руках держит… Значит, так получается небогатый многодетный отец семейства едет куда-то по своим делам.
Закончил и ждет, что я отвечу. Не, парень, не так все просто. Ты еще подумай, не придумаешь, конечно, ничего, но авось что в голову взбредет, а в следующий раз осторожнее будешь. Это сейчас я с тобой, но я же богатырь, не нянька какая, дракона завалить помогу, с батей твоим разберемся, а дальше своим умом изволь жить. А вот и «небогатый многодетный отец семейства». Поравнялись мы с ним, действительно не спешит, кривыми зубами улыбается.
— Здравия тебе желаю, добрый человек! — поздоровался я.
— Кого я вижу! Сам Тиналис-богатырь! Рад, рад! Весьма польщен, что привело такого великого героя в наши скромные края? По делам али по души велению?
— Пришла в сии края беда великая, и идем мы с юнцом сиим зло искоренять! Короче, по делам. А сам-то ты какими судьбами?
— Да вот видишь, сеном-соломой приторговываю, живу помаленьку… Ну коли дела, не буду вас больше задерживать, вы скачите, а я уж как-нибудь своим ходом дотелепаю. Ты, Тиналис, не забывай старика, будешь в моих краях — в гости заглядывай, угощу чем бог послал…
— Всенепременно! — улыбаюсь я в ответ, пришпоривая коня. — Бывай, добрый человек!
— Бывай, богатырь! И вам, молодой человек, удачи!
Только отъехали — принц своими догадками поделиться поспешил:
— Выходит, не простой крестьянин, раз тебя знает и в гости зовет, Тиналис?
— А то! Вот тебе, парень, и первый урок — глазам меньше верь! Ты хоть знаешь, кого мы только что встретили? Самого Барым-пашу, хана чигирейского!
— Барым-пашу, хана чигирейского? — недоверчиво переспрашивает парень. — Никогда про такого не слышал.
— Еще бы! Про него книжки не пишут, а кто писал — уже давно в землю отдыхать легли! Барым-паша из древнего чигирейского рода будет. Ты, поди, и не слышал про народ такой, чигиреев? А ведь в иные времена их конница лихая по всем странам прошлась огнем и мечом, пылали дворцы, плакали принцессы, да делать нечего, шли в полон чигирейский. Давно это было. Как были они, так и сгинули, давно уже про чигирейцев лихих в краях этих слыхом не слыхали.
— Так кто же тогда Барым-паша?
— Экий ты, парень, нетерпеливый… Ты дослушай сначала, а потом вопросы задавать будешь. Далеко за синим морем остров лежит, размером невелик, да судам туда ходу нет — рифы да скалы. И на острове том, как в сказке, замок красы невиданной. Да не простой, а волшебный — его ханы чигирейские построили. Тот дворец величайшие чародеи мира заклинали, в каждом камне магии больше будет, чем в ином посохе волшебном. И живут с давних пор в этом замке, как положено, ханы чигирейские, от отца к сыну тайные знания передают, а когда пробивает час — на сто лет уходят в изгнание, по землям колесить, уму разуму учиться, и пока каждый клок земли, где некогда чигирейцы ступали, не обойдут, нет им дороги назад, на остров родной.
— Сто лет? — невольно вырывается у парня. — Но не может простой человек…
— Верно ты подметил — не простые они люди, а чародеи, силы великой, сын отца сильнее. И Барым-паша величайший, что давал их род. Полвека назад приплыл он с острова, еще полвека ему по землям людским, да не только, бродить — все знает, все ведает, глаз его зорок, ум меток, сила — два твоих отца не совладают! Кем только не был Барым-паша: и разбоем караваны грабил, и репу растил, и наемником меч в крови вражеской купал, за сто лет сто профессий испытать ему надобно. И сколько я встречаю его, столько и обличий принял!
— Я понял — а сейчас он крестьянин… Хотя постой… Если ты говоришь, что репу он уже растил, то сейчас он кто-то другой! Не бандит, не солдат, может, торговец? Но что за выторг с сена…
— С сена торг невелик, да не сеном он промышляет. Ты, парень, не глазами смотри, а умом. Телега его не простая, а из мелорана, дерева эльфийского, колеса кривы, да не погнуты, волшебны они, по любому болоту прокатят, кобыла тяжело идет, да ровно — не сеном телега его гружена, а сталью. Да не простой, а митроградской, волшебной, мечи да копья он возит, и не сено на них, а дурман-трава, что у мага нюх отбивает, чтоб оружие чародейское не почуял. Игрушка тряпичная — амулет, слово молвишь волшебное — големом обернется, да таким, что в жизни не одолеешь.
— А дудка?
— А дудка, принц, дорогу ко дворцу чигирейскому открывает. Рано еще дуть в нее, вот пройдет полвека, выйдет он на берег моря-океана, дунет в дудку — и поднимется из глубин кит, возьмет себе на спину и отвезет во дворец! То-то же, парень, а ты «небогатый многодетный отец семейства». Да он по богатству нас всех обеспечит, все сокровища чигирейские во дворце своего часа ждут, а сын у него всего один родится, и не сейчас, а через пару веков, когда придет Барым-паше час на покой идти. Ну и скажи теперь, парень, из всего, что я тебе поведал, что самое главное?
— Смотреть умом, а не глазами и не лезть к тебе со своими гениальными догадками, потому что ты все равно все лучше знаешь, — улыбается принц.
— И то верно! Вижу, выйдет из тебя толк: смотри по сторонам, всматривайся, нам путь предстоит неблизкий, а заметишь что интересное — мне говори, вместе обсудим.
Хотя вряд ли заметит. А путь нам и правда неблизкий пройти нужно. С его-то кобылой. На моем иноходце за три дня бы домчали, он грузен, но если надо — со скакунами султанскими поспорить может. Хотя спешить-то особо некуда — ребята от меня уже весточку получили, ждут не дождутся, а ехать по Свободному Тракту один кайф! Так и хочется коня пришпорить и пролететь с ветерком, да боюсь, загублю его, как там ее, Клубничку… Или Малиновку? Черт, надо будет парню еще один урок преподать — если хочет быть королем, то и называть все должен по-королевски! Что за кличка такая — Малиновка? Так птичку-невеличку зовут, а принцу на таком коне скакать не положено! Вон у меня конь — Цезарь, имя в умной книжке вычитал, звучит ведь, а что за Малиновка? Надо будет баянов предупредить — пусть коня лихого принцу оставят да имя вымарают, а то негоже спутнику самого Тиналиса-богатыря с какой-то Малиновкой водиться.
