Последней каплей, переполнившей чашу командирского терпения, стала пропажа командирской же бритвы. Ее подарил Владимирову дедушка, на присягу. С тех пор хищная полоска стали была с ним и в курсантской казарме, и в горах Афганистана – везде, куда забрасывала его служба-судьба. Владимирову нравилось править опасное лезвие о ремень и рассматривать тусклый блеск клиновидного лезвия.
Итак, привычно взбив помазком пену в серебряном стаканчике, командир обильно намазал себе щеки и сразу стал похож на Деда Мороза в тельняшке. Когда же он протянул руку к полке за бритвой, то ничего не обнаружил. Затем было лазанье по шкафчикам, ползание на четвереньках по полу… На всякий случай Владимиров заглянул даже в мыльницу. Бритвы не было и там.
Немедленно, волевым командирским решением, был назначен ответственный за поимку злоумышленника. Выбор пал на заместителя по высокому моральному духу, как на самого не загруженного службой. Баранов поскреб трехдневную щетину на подбородке и с ходу выдал решение, что было ему несвойственно.
Он под любым предлогом избегал инициативы, тем более не любил принимать решение и брать ответственность на себя, но в сложившейся ситуации жесткая матрица приспособленца и лодыря дала сбой. Баранов выдал решение моментально. Оказывается, Дуров выписывал через библиотеку научные журналы, чтобы быть в курсе последних научных достижений. В одном из них рассказывалось, что совсем недавно ученые открыли четвертое отличие человека от животного.
До сих пор известно было три: прямохождение, приспособленность к очень сложным движениям рук, а также чрезвычайно развитый мозг. Новым существенным отличием оказалась кожа. Лишенная шерсти, кожа стала гигантским рецепторным полем, приносящим в мозг массу дополнительной информации. Это и послужило, по мнению исследователей, фактором интенсивного развития мозга. Они считали, что «полысение» – последняя биологическая предпосылка для становления человека как творческого социального существа.
«Возможно, подобное можно проделать со снежным человеком», – решил директор зверинца и неутомимый экспериментатор Дуров. Оставалось только обрить его шерсть во имя торжества научной истины.
У Дурова, надо сказать, была привычка рассуждать вслух. Скорее всего, рассуждения об окончательном очеловечивании снежного человека услышала Снежинка, всегда крутившаяся неподалеку от доброго дрессировщика. Говорить она не умела, но все понимала превосходно. Снежная женщина своей шкурой была довольна и даже в глубине души по-женски гордилась ей. У нее был специальный гребень с редкими зубьями, которым она расчесывала свою густую шерсть. Снежинка обладала также даром «отводить глаза». Скромность Снежинки граничила с патологической робостью и стеснительностью. Она в совершенстве развила свои способности к маскировке и оставалась незаметной среди людей, когда хотела и сколько хотела. В нужный ей момент она снимала чары, и ее сразу замечали и давали требуемое лакомство или симпатичную вещицу.
Снежная женщина совершенно не желала идти по пути прогресса, особенно голой до неприличия. Вот и вся причина загадочных исчезновений бритвенных принадлежностей, да-с…
Владимиров проникновенно обратился к Баранову: «Поговорите с ней по душам и лично от меня передайте, что никто ее брить не будет. Под мои гарантии! Да, если хочет, пусть побреет Дурова налысо. Да хоть всего с ног до головы, только пусть бритвы вернет!»
История умалчивает о том, что из командирских слов передал Баранов снежной даме. Достучался ли он до снежного сознания путем длинных уговоров или выбрал более короткий и эффективный путь через удары по печени, но результат был налицо. Все бритвы вернулись к своим хозяевам. Как их подбросили, осталось загадкой. Снежный человек очень стеснительное существо. И умеет быть невидимым. Осторожно оглянитесь: может быть, он где-то рядом?
История с бритвами быстро забылась. В отряде обсуждалась теперь одна новость: начальник штаба барон Маннергейм пригласил всех желающих на торжественное открытие дота (долговременной огневой точки). Он многозначительно подчеркивал в приватных беседах: «Это только первый шаг. Но он уже сделан!»
Барон давно перестал засыпать командира отряда рапортами и чертежами будущего укрепрайона, и случилась эта перемена сразу после принудительного визита к доктору. Барон решил зайти с другой стороны, справедливо рассудив, что путь в обход будет короче. Промежуточной целью Маннергейм выбрал Муромца: все знали о его давней богатырской дружбе с мэром Лукоморья Святогором. Безграничное упорство барона, переходящее в занудство, мог выдержать только командир отряда, и очень скоро Илья начал избегать Карла Густавовича. Долгие и нудные лекции по военно-инженерному делу вызывали у него откровенную скуку, а от рассматривания бледных чертежей начиналась мигрень. После очередного разговора, когда Маннергейм с пеной у рта доказывал жизненную необходимость заглубленной позиции, Муромец сдался и побрел к Святогору в гости. Итогом его капитуляции стал договор о шефской помощи Лукоморья по возведению одной долговременной огневой точки на берегу.
Было выделено несколько десятков мешков с цементом, который привезли на телегах, запряженных огромными гривастыми быками. Дерево для опалубки притащили лешие, используя медведей как грузчиков. На земляные работы определили бригаду гномов. Накануне они повредили городскую канализацию – прорубали подземную штольню в поисках золота. От золотарей-золотоискателей ужасно смердело. Пользуясь случаем, их отправили из города на берег, в надежде что запах побыстрее выветрится. Месить бетон в добровольно-принудительном порядке отправили городских дебоширов из числа мелкой и вредной нечисти. Тачки для них оборудовали пристежными кандалами.
Владимиров радовался, что его оставили в покое, и строительству не препятствовал. Первый кирпичик в стену будущего берегового укрепрайона был положен.
Всяк входящий в кабинет Маннергейма мог увидеть его склонившимся над топографической картой берега и набрасывающим на ней знаки разноцветными карандашами. Барон был так увлечен, что не замечал, как летело время, и даже забывал ходить в столовую. Еду приносили в кабинет и, как правило, уносили нетронутой под тихий шепот старого офицера: «Сектор обстрела… мертвая зона… а вот и место для наблюдательного пункта».
Воодушевленный поддержкой Святогора, военный инженер тут же предложил: на случай отхода в глубь острова необходимо заминировать дорогу от причала к штабу, а по обе стороны от обочин вырыть танковые ловушки. На месте беседки-курилки оборудовать закрытую позицию для орудийной батареи.
Вот тут барон допустил промах. Отряд зароптал. Начальник штаба покусился на святое. Мысль Маннергейма залетела слишком далеко, и рикошет мог быть непредсказуемым. В курилке, обвитой диким виноградом, военный народ любил обсудить последние новости, позубоскалить и поточить лясы. Курилка – это одна из немногих вещей, которых нельзя лишать военных ни под каким видом.
Командир случайно оказался в курсе зреющего конфликта и коротко, но доходчиво убедил барона ограничиться только огневой точкой на берегу, определив ему участок подальше от мест отдыха. Тот сник, но ненадолго.
