– Убийство, угон скота, киднеппинг – за наличные. Ограбление банка – на паях. Еще могу пахать как вол и грести.
– Греби, – хмыкнул Задов, внезапно озлобляясь. – Свободен, как вол в банке.
Бородач вспыхнул было, но сдержался, отступил и, меланхолично надев шляпу, развернулся спиной.
– Олаф? – так изумился, что даже привстал Илья, задевая загремевший посудой стол.
Бородач замер. Затем он медленно обернулся и впился глазами в Муромца.
– Илюшка, – недоверчиво уточнил он, – братушка… Век Валгаллы не видать – Илья! Слава те, Тор! Спасен!..
* * *
Расправившись со своей, а заодно и с Левиной долей поросенка, Олаф блаженно вытер рот рукавом, откинулся на стуле, опустошил стакан виски и достал трубку. Пока оголодавший знакомец Ильи насыщался, остальные хранили вежливое, но чуть настороженное молчание. И тому свои причины были.
Олаф Рыжая Борода был в далеком прошлом весьма известным в узких кругах оперативником норвежского отряда коррекции реальностей «Надежда Валгаллы». Официально отряд этот не был Аркаиму ни союзным, ни враждебным: интересы их пересекались во времена, памятные лишь немногим, в том числе Илье.
Муромец тогда пару раз сходился с Олафом в честном бою на море и пару раз – в чистом поле. Но каждый раз от взаимного истребления их уберегало появление общего врага – какой-нибудь настырной и злобной нечисти, хотя похвастаться рубцами от мечей своего соперника могли оба. В конце концов эти схватки, так и не выявившие победителя, Олафу, да и Илье, изрядно надоели. Озлобленные богатыри решили определить сильнейшего за совместной трапезой.
Пили они долго – пять дней. Стол был завален пустой тарой, а из закуски на нем стояли лишь маринованные мухоморчики от Олафа и малосольные помидорчики с нитратами от Ильи. Проснувшись утром шестого дня, воины мрачно переглянулись, безуспешно попытались вспомнить события последнего вечера, почесали в затылках и с досады побратались…
Более того, во время Второй мировой в одной из реальностей Олаф активно сотрудничал с Аркаимом, организовав по просьбе Ильи глубокое норвежское подполье Сопротивления. Подполье было настолько глубоким, что немцы его так и не заметили, но свой вклад в разгром оккупантов оно честно внесло, и Муромец через главк попытался выбить для старого друга медаль или орден. Но наградной лист где-то затерялся.
Тем не менее официально они продолжали оставаться если не врагами, то конкурентами, о чем памятливый Муромец с присущей ему осторожностью Олафу и намекнул.
– Ты какого рожна сюда приперся, грибник рыжий? Задание? Адреса, явки, пароли?
– Кого пороли? – не понял Олаф, с достоинством раскуривая трубку.
– Пароли! – поправился Илья. – В смысле, слово петушиное.
– Обижаешь, братушка, – пыхнул дымом сытый и довольный Олаф. – Нашел петуха! Я – орел!
Илья заскрипел зубами, потом тяжело вздохнул, плеснул виски сотрапезникам, хмуро выпил сам и уже тогда спокойно и вежливо попросил:
– Олаф, радость моя рогатая, объясни толком, как ты сюда попал и что тебе в этой реальности надо?
Мудрый Муромец решил, что задача Олафа (а в случайность встречи он верил слабо) заключалась в том, чтобы сорвать выполнение его, Ильи, задания. Таким образом, проблема с вопросом, зачем, собственно, он, Илья, приперся в Питсдаун, могла быть снята в одночасье.
– Ностальгия подвела, – тяжело вздохнул Олаф, откладывая трубку и ковыряясь в зубах вилкой.
– Бабы – они все такие, – сочувственно кивнул Илья. – Им от нас, кроме прописки и денег, ничего не надо. Ты давай по делу.
– Какая еще баба, – досадливо отмахнулся Олаф, возвращаясь к трубке. – Скажешь тоже. Тоска меня умучила. Воспоминания. Я как Америку открыл, так, почитай, веков десять тут не был.
Илья исподволь выразительно и вопросительно глянул на бека. Тот пожал плечами и утвердительно кивнул – шлявшиеся по всему свету и почти всегда полупьяные викинги в свое время доплывали и до пустыни Гоби
[19]
.
Олаф между тем продолжал:
– Ну вот… Взял отпуск, решил помотаться по местам боевой славы. Приплыл, отметил на радостях, а утром на берег вышел, а дракар мой – того…
– Привязывать надо, – авторитетно заметил Батыр, вежливо подвигая Олафу свою порцию запеканки. – Швартовать. Я вот лично та-акой один узел знаю…
Олаф благодарно кивнул и глянул на бека с уважением, но Муромец пихнул бека под столом так, что тот ойкнул и заткнулся.
– Дальше, – потребовал Илья, подливая виски норвежскому побратиму.
– Угнали, бритты подлые, волки позорные, – сокрушенно крякнул Олаф, залпом опустошая фужер, – и я застрял.
Илья с сомнением покосился на бородатого викинга.
– А связь?
Олаф поднял печальные глаза на богатыря и ехидно осведомился:
– Я что, дурнее братьев Черепановых?
Илья неопределенно причмокнул, и успокоенный Олаф пояснил:
– Мухоморы кончились
[20]
. У меня оператор – скряга. Я, как доплыл, проверил: на балансе – ни шляпки. А местные грибки организм не принимает. Аллергия.
Муромец задумался:
– А ты, брат мой названый, часом, не того?.. Не врешь?
Олаф оскорбленно выпрямился, ощерился и большим пальцем правой руки ткнул себе в правый резец:
– Зуб даю. Век Валгаллы не видать!
Клятва была страшной и ничем не уступала присяге на верность. Илья удовлетворенно хмыкнул и неожиданно захохотал на весь салун.
Опешивший Олаф, чуть было не подавившийся бек и даже печальный Задов с испугом глянули на Муромца, но тот, давясь от смеха, только протестующе замахал руками, давая понять, что с головой у него пока все в порядке.
– Это я своим мыслям, – пояснил богатырь, насмеявшись вдоволь, до надсадного кашля.
– А я думал – надо мной, – уныло протянул Олаф, доедая запеканку.
– Над тобой тоже, – успокоил его Илья. – Но в основном над собой. Короче, так, Олаф. Давай к нам в группу. Доставку домой гарантирую. За госсчет. Как ветерана Сопротивления.
– А у меня есть выбор? – меланхолично поинтересовался Олаф.
– Есть, – подтвердил бек. – Века через два сюда подвезут мухоморчики из Скандинавии.
