* * *
Эхрон вихрем мчался по краю рощи. Он слышал слева, со стороны Светила, звуки битвы у первого Зуба Дракона. Умница Нахма все поняла и все сделала. Эхрон был почти счастлив. Он знал, что совсем скоро он с Нахмой, Хонарон и еще несколькими самками будет пастись в самой Святой небесной роще и благосклонно взирать на деяния своего потомка, юного Хранителя.
Теперь пора. Эхрон круто свернул и приблизился к логову. Никто из двуногих не поймет, что это логово Хранителей – так, редкие, просматривающиеся насквозь посадки орешника, трава густо присыпана листьями. Только Хранители знали секреты причудливой игры света и тени, скрывавшей их от случайных любопытных глаз надежнее, чем в пещере. Конечно, можно было бы оставить маленького Хранителя здесь, он уже достаточно умен, чтобы обмануть двуногих, но собаки его найдут. Эти рабы, пресмыкающиеся перед двуногими, обладают тонким нюхом. Они выдадут наследника. Маленький Хранитель с собаками пока не справится, ему нужно выбрать себе имя и прожить еще две полных луны, вот тогда за него можно не беспокоиться.
Эхрон шел беззвучно, ступая особым образом, хотя на это уходило много сил. Теперь Эхрон знал, что на главное сил хватит, и расходовал силы без остатка.
Вот он, маленький спящий Хранитель, ЧУДЕСНЫЙ ПЕРВЕНЕЦ, как его называла ОНА, САМАЯ ЧУДЕСНАЯ МАМА и СУПРУГА. Эхрон с нежностью подтолкнул сына пятаком. Розоватый комочек развернулся и показал отцу симпатичное рыльце с приветливыми умными глазками. Отец немного поиграл с ребенком, перекатывая его носом по прохладным листьям ореха хо. Первенец повизгивал и поджимал хвостик, показывая отцу полное и безграничное счастье. Глаза Эхрона затуманились. Желтый яд напоминал о себе. Эхрон вздохнул несколько раз. Пора. Он открыл пасть и языком подхватил сына с земли. На верхнем небе Эхрона был тайный кожаный мешок, и Эхрон закатил туда наследника языком. О кожаном мешке знали только Хранители. Их супруги и не подозревали о наличии тайника. Они вообще не знали большей части того, что составляло силу, власть и наследие Хранителей. Завет Первого Хранителя, передаваемый от отца к наследнику, весьма сильно отличался от Завета, известного всем членам семьи. Там были описаны многие тайны и могущественные секреты великой расы, и Эхрон тихонько нашептывал Первый Завет, беззвучно ступая деревенеющими ногами. Малыш пригрелся и задремал, внимательно слушая и запоминая каждое слово отца. Обыкновенный Завет он знал наизусть уже с третьего рассвета своей жизни, и теперь с удовольствием запоминал новые интересные слова и их значение.
Эхрон беззвучно вышел на опушку, залитую собачьей кровью. Дохлые собаки источали непередаваемый запах ужаса. Все вокруг – деревья, кустарники, камни, земля, – все было пропитано собачьим страхом. Теперь сюда, на опушку Святой рощи у Челюсти Дракона, никакими побоями и посулами не загнать даже самого отважного и глупого пса. Конечно, дожди смоют, а ветер развеет этот смрад, но случится это не скоро. Сорок, может быть, пятьдесят полных лун должно сменить друг друга. За это время новый Хранитель вырастет таким же, как его отец, – огромным, умным и бесстрашным.
– Теперь ты знаешь столько же, сколько и я, сынок. Сейчас я лягу спать, но просыпаться не буду. Не бойся, так надо. Ты живи здесь, поблизости. Чистой воды и сладких орехов хватит с избытком. Остерегайся всех собак и злых двуногих. Мертвых не бойся. Я приоткрою рот, чтобы ты легко выбрался.
Чудовищных размеров кабан потоптался немного на опушке, поодаль от луж мерзкой собачьей крови и отвратительных рабских останков, затем лег на бок, беззвучно всасывая воздух через оскал. Он медленно засыпал и уже начал видеть самый прекрасный и долгий сон в своей жизни.
* * *
– Пошли к танку, пока не появились хозяева этих желтых стрел, – тихо сказал Ковалев и, бережно прижимая к груди найденыша, двинулся в обратный путь, иногда легонько подталкивая локтем Ивана, то и дело оглядывавшегося на зеленовато-бурый валун. Суворин поминутно озирался. Инстинкт самосохранения проснулся и грыз механика, заставляя внимательно прислушиваться к происходящему за спиной. С той минуты, когда он со Степанычем нашел кабана, его терзал вопрос, который он пока не решался задать капитану.
Тридцатьчетверка стояла посередине правильного круга обгорелой, прибитой, утоптанной и политой кровью травы.
Ковалев с поросенком и Суворин стояли на самой границе круга. Их ноги утопали по щиколотку в траве – яркой, сочной, необычной. Каждая травинка напоминала формой маленькую плоскую змейку, малахитового ужика. После мягкого пружинящего ковра ступать в твердый круг выжженной земли совсем не хотелось.
Все напоминало морок. «Контузия. Или убило. А они – демоны. Ну, Кондратиха», – думал Ковалев. Он закрыл глаза и досчитал до десяти. Открыл. Сзади издавал непривычные звуки чужой лес. Фиолетовый лишайник с зеленым отливом натекал снизу на скалы, торчащие невдалеке. Ковалев зрительно помнил поле под Прохоровкой. Ничего общего. О войне напоминал только кусок земли с чумазым танком. Хотя нет, нет, был еще запах, едва уловимый. Если не смотреть вверх, казалось, что сидишь в какой-то длинной челюсти с грязными зубами по бокам и тебя вот-вот начнут жевать. А вверх посмотришь – синее небо, облака.
– Вань, смотри, ему уже лучше. – Раненый танкист лежал, облокотившись на правую руку, и грыз стебель с обгорелым колоском, что, собственно, и порадовало Ковалева. – Я в раю или в аду, а, Акимыч?
Иван закашлялся. Его мучил именно этот вопрос, слово в слово.
– Я хотел о том же спросить, Степаныч. Ты ведь ангел? – с надеждой в голосе спросил механик.
– Тебе виднее, Вань, – Ковалев перехватил поросенка поудобнее. Поросенок пискнул и снова задремал. – Знаешь, все, что сейчас происходит, – это посмертные видения. Мои, товарищ гвардии сержант. Потому что я их вижу.
– А если я тоже их вижу, то они мои, командир? Значит, умер я, а ты пришел за мной. Значит, ты – ангел.
– Хорошо. А вот он тогда кто? Виктор, которого ты вместо Чаликова… – Ваня напрягся и засопел. – Получается, мы с тобой ангелу шею бинтовали?
Раненый привстал, затем поднялся на колено, с интересом глядя на командира и механика советского танка «Т-34-76», безмятежно беседующих на границе райских кущ и выжженной курской земли.
* * *
Граф Алистар был зол и расстроен. Он не успел к схватке у Святой рощи и следил за ней с высоты холма Праведников. Синий рыцарь, кавалер Лазурной ленты, верный слуга Его Величества Энкогса был вынужден смотреть в бессильной ярости, как его племянник граф Леас с гвардией и отрядом придворных охотников пали смертью храбрых у ореховой рощи. Несколько дезертиров, конных и пеших, бежали в направлении гор, да они теперь не в счет – попасть в руки Святой Исповедальни за измену, избежав клыков и копыт этого дьявольского отродья, явно не входило в их планы.
Спуск с холма и путешествие к ореховой роще заняли у кавалькады из пятидесяти тяжелых рыцарей и их оруженосцев примерно полтора часа. Возле Зуба Дракона граф Алистар приказал отряду спешиться. Два десятка рыцарей выстроились между Зубом Дракона и ореховой рощей, обнажив мечи. Оруженосцы тем временем установили щиты и копья в упор, отгородившись от Святой рощи колючим железным частоколом.
