– Ты – улетел! – Ковалев давно сдерживал ярость, но изо всех сил хранил видимость спокойствия. Губы его прыгали. – Ты – улетел! От его удара ты улетел!
– Да, командир. Он как-то подсел, выпрямился, бац! – и Ваня крутанулся на каблуках и упал как раз в мою сторону. А у меня в руках тушенка была, по банке на каждого, Ваня в нее лицом с размаху. Вот личность и расквасил, – Марис уже успокоился и даже позволил себе робко улыбнуться.
Ковалев сидел и думал, что вот уже темно, а этот сон не кончится никогда. Мир съежился до размеров, освещаемых костром. Двадцать метров в любую сторону. Из-под танка замигали блестящие глазки, отражая огонь. На маленьких копытцах дробно просеменил свиненок и немедленно прижался к боку капитана. Капитан отложил автомат и взял свиненка на руки.
– Этот сон не кончится никогда, – пробормотал сидящий по левую руку приблудный танкист. Ковалев вздрогнул и посмотрел на него долгим испытующим взглядом – не дразнится ли тот, повторяя мысль, случайно произнесенную Ковалевым вслух. Нет, тот не улыбался и сосредоточенно смотрел в огонь.
– Теперь мы послушаем тебя. Представься полностью. – Александр был уже готов ко всему.
– Я – Виктор Неринг, кавалер Рыцарского креста и креста с дубовыми листьями, начальник штаба 503-го бронетанкового батальона, майор.
– Объявляю вас пленным, майор, – буднично сообщил Ковалев. – Сдайте оружие и документы. Сержант Эмсис, обыщите!
Майор Неринг встал, протянул Ковалеву пистолет в кобуре и небольшую стопку бумаг из внутреннего кармана. Марис похлопал немца по карманам, отрицательно помотал головой и сел на место.
– Завтра я приму решение. А сейчас ужинать и спать! – Ковалев отрешенно смотрел в огонь и говорил вполголоса. Свин недовольно завозился под огромной ручищей капитана.
– Марис, раздай всем хлеб и консервы. Иван, кружки и НЗ. Пленному тоже! – Ковалев не обращал внимания на недовольную гримасу Суворина.
Водку пили молча. Суворин морщился: спиртное щипало разбитую губу. Неринг невозмутимо отхлебывал из кружки, изредка с удовольствием нюхая черный хлеб.
– Похоже, майор, вы действительно бывали в Казани, – Александр посмотрел на майора с любопытством. Спиртное надломило стерженек тревоги, и Ковалеву стало гораздо легче.
– Как старший по званию, предлагаю на «ты», – засмеялся Виктор. Увидев, как дернулся Иван, майор добавил: – Только не вздумайте обижаться, я понимаю, что вас больше, да и танк советский. Мое положение мне ясно. Отчасти.
– Давай на «ты». В конце концов, ты нас от этих псов-рыцарей танком закрыл, – Ковалев зажмурился и потряс головой. – Спасибо тебе, майор.
– Командир, а пусть скажет, где он так на нашем танке научился! Предатель он, перебежчик! – Водка не успокоила Суворина, а разозлила. – Пусть скажет, сволочь, как эсэс продался!
– Отвечай, майор… Неринг, – Александр открыл удостоверение Виктора и заглянул в него, пригнувшись к костру.
– Ну, во-первых, к эсэс я никакого отношения не имею. У них свои порядки, – Виктор едва заметно скривился. – Во-вторых, я учился танковому делу в Казани. Там была немецкая танковая школа. Танки туда возили немецкие, через ваш порт Ленинград, под видом сельской техники. Часто советская сторона предоставляла и ваши образцы. Уверяю вас, органы управления всех танков очень похожи – и ваши, и наши, и английские. Все друг у друга подсматривают. Разведка!
– Ну, ты же и шпион! – Иван задохнулся от возмущения, жалобно и умоляюще глядя на командира. – Степаныч, он же в нашу танковую школу втерся! Его надо сдать в штаб армии! Или шлепнуть, гада!
Неринг снова улыбнулся.
– Знаете, танкисты, в штаб армии – это неплохо. Кстати, где он? Не подскажешь, как пройти? Я бы в своем штабе с удовольствием проснулся, а не в русском танке. Вот такие чудеса.
Марис вдруг захохотал и смеялся долго, безудержно. Он долго пытался что-то сказать, сгибаясь и разгибаясь, и наконец выдавил: «Чу-де-са! Проснулся! В шта… в шта-а-бе!» Теперь уже хохотали все, вытирая слезы, и даже Иван придерживал разбитую губу пальцами, чтобы подсохшая ранка не лопнула, и смеялся, вытаращив глаза и часто отмахиваясь свободной рукой от насмешившего его латыша.
Наконец все успокоились.
Ковалев посмотрел в черное небо.
– Отбой, экипаж. Иван, ставишь палатку. Марис, заступаешь в караул. Смена через два часа.
Капитан взял в руки тяжелую кобуру Неринга и пачку бумаг. Взвесил на руке и посмотрел на Виктора:
– Держи свои вещи. В караул заступаешь вторым. Через два часа я тебя сменю.
Неринг спокойно принял вещи обратно, повозился, прилаживая кобуру, затем встал и будничным голосом доложил:
– Капитан Ковалев, я в кусты – и спать.
Александр поднял ладонь в знак того, что слышал и согласен.
– Командир, ведь уйдет! – Иван все еще хмурился, но скорее из упрямства.
– В танке втроем тяжело, Ваня. Не осилим. И еще. Никуда он не уйдет. Если проснемся, то все вместе. Ставь палатку.
Марис взял «ППШ», проверил, как пристегнут дисковый магазин, и бесшумно отошел в тень танка.
Иван с Нерингом отправились в палатку.
Александр накрошил в кружку хлеба, размочил его горячим чаем и долго размешивал ножом, время от времени погружая в жижицу палец. Затем он наклонил кружку и поднес к пятачку повизгивающего от голода свиненка. Свиненок отшатнулся. Тогда Ковалев обмакнул мизинец и ткнул свиненку в пятачок. Свиненок облизнул прилипшую к носу кашицу, распробовал и потянулся к кружке.
Пока маленький свин ел, Александр залез правой рукой под комбинезон и потрогал ранку на боку. Да, хвостик у поросенка серьезный. Чехол, что ли, смастерить? Ранка чуть опухла и болела. «Сон, говорите? – Ковалев проговорил это вслух и испуганно оглянулся. – Рановато я сам с собой разговаривать начал. Все, спать».
Александр подхватил сытого свиненка и нырнул в палатку. Неринг тихо посапывал. Ваня начинал храпеть.
* * *
Граф Алистар медленно поднимался по длинным, в три полных шага, и невысоким, в ладонь, ступеням. Подъем на Королевский холм обещал быть долгим. Слава святым, оружие и доспехи полагалось оставлять внизу, в казарме охраны. Немногие рыцари из числа приближенных и доверенных смогли бы подняться на обед у Его Величества в полной амуниции. В открытой беседке на вершине холма графа ждали для тайной беседы.
Его Величество Энкогс, король Глиона, Провинций и Колоний, отпивал мелкими глотками холодный йоль из небольшого тяжелого кубка. Черные прямые волосы короля были спереди ровно обрезаны по линии бровей, свободно ниспадая с других сторон до уровня плеч. Энкогс надел синий плащ в знак скорби по лучшим и преданнейшим дворянам, павшим страшной смертью в долине Праведников у Зуба Дракона.
Его Величеству составлял компанию Его Святейшество епископ Кретский и Глионский, глава Единой церкви Глиона, его Провинций и Колоний. Одет он был точно так же, как и король, с единственным отличием: на монаршей голове покоилась круглая шляпа, расшитая бисером и лазурными переплетающимися лентами, а епископ носил маленькую квадратную островерхую шапочку, скромно украшенную по углам черными драгоценными камнями.
