— Медик-расстрига, — ухмыльнулся Андрей Аристархович. — «Не совместим»… Ишь ты, вольнодумец. Саша, усади их, в ногах правды нет, особенно после такого забега.
— Вольно. Садитесь. Мы здесь тоже в гостях. Я — капитан Ковалев, Александр Степанович, командир танковой роты. С остальными членами экипажа вы уже знакомы?
Беглецы кивнули.
— В этой глуши — танки? — тихо засмеялся Кухарский. — Век живи — век удивляйся!
Ковалев помолчал, задумавшись, затем встрепенулся:
— Кто третий?
— Неделин Юрий Алексеевич, младший лейтенант, командовал взводом охраны в нашем лагере. Его, — Кухарский качнул головой в сторону кушетки, — шальная пуля ударила на излете, мы даже не слышали выстрела. Бред какой-то.
Выгоревшие брови капитана Ковалева взметнулись вверх. Профессор аккуратно положил руку раненого на постель, снял старомодные очки и принялся заводить свой хронометр. Из соседней комнаты показалась Елена Андреевна в забрызганном кровью халате.
— Юрка сразу после учебки к нам попал. — В голосе Кости Кухарского послышалась странная нежность, как если бы он говорил о братишке-первокласснике. — В первое же утро отказался избивать заключенных. Не по уставу, мол. Ну, разжаловали его, под арест. Мучили злее, чем других, да все без толку. Кремень оказался наш Юрка. Сломали об него зубы. Комендант лагеря и приказал расстрелять его — от позора долой, с нами за компанию.
— Так, раненый пусть спит. Прошу на свежий воздух, там и договорим. — Ковалев круто развернулся и отправился к выходу; остальные потянулись за Александром цепочкой. Чаликов пропустил всех вперед и остался в смотровой.
— Я посмотрю тут пока, — шепнул он Елене Андреевне и уселся у окна, время от времени прислушиваясь к слабому дыханию пациента.
* * *
Неделина хоронили молча. Странный мальчишка улыбался, умирая, и эта улыбка оставалась на его лице, когда закрывали сосновый гроб. Его могилу устроили рядом с могилой сына Елены Андреевны. Закончив дело, вернулись к дому. Накрыли в беседке и в тишине выпили. В пронзительно синем небе чудилось прощание и прощение. Серебристые нити паутины вспыхивали в солнечных лучах. Ясный день тревожил душу своим безмятежным великолепием; вокруг было так хорошо, что понималось само собой — лучше быть уже не может, и теперь будет только хуже…
У беседки появился Волк и уставился на Ковалева желтыми глазами.
— Знаете, у меня часто бывает такое чувство, что наш Волчок вот-вот заговорит, — засмеялась Елена Андреевна. — Вот сейчас он чего-то хочет от Сашеньки, смотрите.
— Да ничего он не хочет, наверное, миску с водой опрокинул, а я ближе всех сижу, — сказал Ковалев первое, что пришло ему в голову. — Я сейчас, извините. Ну, пойдем, серый, показывай, что там у тебя случилось.
Ковалев сел на теплые ступеньки парадного входа и закурил. Волк лег мордой к воротам.
— Там люди. Много. Солдаты. Идут сквозь лес, широко. Ищут тех, кто убежал.
— Понятно. Что будем делать?
— Сегодня они пройдут стороной. Отведу им глаза. Но на завтра уже не хватит сил. Много людей. Искать будут, пока не найдут — живых или мертвых. Иначе их тоже. — Волк громко подышал и замолчал.
— Ясно. Нужно уходить. Проводишь?
— Да. Покажу дорогу. А у озера все просто. — Волк щелкнул зубами, отгоняя безумную осеннюю муху.
— Помню, что ты говорил, все помню. Ты скажи, как тебя-то пулей зацепило, почему глаза не отвел?
— Так это не в меня. Если бы в меня хотели, не попали бы никогда. Я мимо бежал, а они стали стрелять. По фигуркам таким, неживым. Я и не знал.
— Мишени на стрельбище, — догадался Ковалев. — Понятно, Волчище. Хозяевам не хочешь открыться?
Волк долго хмурился, несколько раз собираясь сказать и передумывая, и все-таки произнес:
— Не надо им этого. То, что было с вами там — далеко, почти неправда. А тут — рядом. Нет, не надо. Так хорошо.
— Когда мы уйдем, присмотришь за ними?
— Я буду с ними. Слово Хранителя.
Волк убежал отводить глаза стрелкам, прочесывавшим лес вдоль дороги, а Ковалев вернулся к столу. Андрей Аристархович как раз заканчивал краткий пересказ легенды о Китеже.
— Что же, братья-воины, выпьем по единой, да не чокаясь. — Пожилой доктор не мог так сразу оставить былинный стиль, войдя в роль сказителя.
— Андрей Аристархович, Елена Андреевна, нам пора уходить. — Капитан чувствовал, что голос предательски ломается, но решил сказать все именно сейчас. — Всем вместе нам не укрыться, да и на ваш дом навлекать беду было бы не по-людски. Сегодня вечером выдвигаемся. Два часа на сборы, построение в семнадцать ноль-ноль.
— Мы вас проводим, капитан? — спросил Константин. — Вам в какую сторону?
— Нам к озеру. Дальше — видно будет. Думаю, у озера наши дороги должны разойтись.
Офицеры подошли к столбикам ворот. Далеко в поле, у дороги, огибавшей светло-зеленую опушку, подвывала полуторка. В кузове сидели бойцы, закончившие обыскивать лес.
— Поехали в лагерь, — усмехнулся Кухарский. — Странно, почему они в усадьбу не заглянули? Я бы непременно.
Ковалев пожал плечами, рассеянно блуждая взглядом по полю.
— Не заглянули. Вот и хорошо. Пойдем собираться, Константин Сергеевич.
Глава 2
КУРАТОР
Неринг шел к ратуше длинным путем, по Курфюрст-штрассе, тонущей в желтеющих кленах. Куранты на башне начали отбивать девять. Осень, роскошная золотая осень началась как-то вдруг, совсем внезапно, без разведки или артподготовки. Какая несусветная чушь — артподготовка, пороховая гарь, скрежет… Виктор дышал прозрачным прохладным воздухом и не мог надышаться. Вот где чудеса, вот где сказка: город детства и юности. Ни свое детство, ни юность Неринг не любил; ему было гораздо комфортнее в зрелом и полностью самостоятельном состоянии. Тем не менее маленькую австрийскую родину Виктор обожал. Неринг с неописуемым удовольствием пересек мощенную брусчаткой площадь и взялся за тяжелое кольцо на дубовой двери.
Дверь распахнулась сразу, не успел затихнуть лязг кольца. Раньше старый Вильгельм открывал дверь медленно, степенно, словно давая понять входящему, что суета должна остаться за порогом архива. Теперь же он был отправлен в отставку, кормить голубей и доживать свой век на окраине Старого города. Архив охраняли молодые вышколенные эсэсовцы, неизменно встречавшие нового руководителя секретной службы в составе «Аненэрбе», героя и ветерана танковых сражений полковника Виктора Неринга восторженными взглядами, тщательно маскируемыми напускной служебной холодностью. Молодой штурманн СС Вилли Хоффер тщательно изучил служебное удостоверение Неринга, пристально, согласно инструкции, вгляделся в лицо полковника, вежливо кивнул и посторонился:
— Доброе утро, господин полковник!
