При повороте на грунтовую дорогу к запасному аэродрому Краус затормозил слишком сильно, и ему пришлось «ловить» машину резкими поворотами руля. Пришлось разворачиваться и возвращаться к съезду с шоссе. Драгоценные секунды уходили, и Вальтер чувствовал течение времени всем своим существом. Он остановил автомобиль у края летного поля и вышел из машины, прихватив плащ-палатку. В ангаре загудели двигатели, обслуга проворно открыла огромные ворота, и трехмоторный «Юнкере» Ю-52 выполз на поле.
— Объект «Гора», — сказал Вальтер штурману.
Пока убирали трап, пассажир устраивался в просторном салоне. Самолет рейхсфюрера всегда был в его распоряжении, за исключением тех случаев, когда Гиммлер пользовался «Тетушкой Ю» сам.
Самолет взлетел и набирал высоту. Пилоты вели переговоры с наземными службами. Вальтер снял с полки кожаный портфель и поставил возле себя на широкий диван. Мокрая плащ-палатка лежала здесь же — стюард пытался ее принять, чтобы просушить, но Вальтер попросил его приготовить кофе и чего-нибудь перекусить. Оставшись в салоне один, Краус вытащил сверток.
Черная коробочка из жесткого материала более всего походила на портсигар. Вальтер осторожно открыл портсигар, крепко держа его пальцами за боковины. В пяти мягких углублениях лежали пять горошин — ярко-синие, прозрачные, с красным мерцающим ядром внутри, они испускали голубоватое сияние. Скорее, горошины больше походили на гранатовые зернышки причудливой окраски, но для Вальтера эти сравнения были лишними. В них он видел именно то, чем эти икринки были на самом деле: живые сердца отважных гархов, покорителей глубин пространства, в просторечии — коричневых драконов.
* * *
Голубое сияние зернышек говорило об их полном благополучии, но нужно было спешить. Запас автономной энергии сердец ограничен, и без жестоких лучей родной звезды долго они не протянут. Алтарь питал их жизнь, но теперь они были полностью на собственном обеспечении. Только инкубатор даст им нужные лучи и поддержит волю к жизни во время трансформации. Пока — перелет. Вальтер никогда не переживал за те процессы, на ход которых он не мог повлиять. В самолете от него не зависело ничего. Он осторожно завернул драгоценный груз в мягкую кожу и убрал в портфель. Стюард принес завтрак и горячий кофе. В иллюминаторе проплывали облака. Сквозь клочковатые разрывы была видна земля, покрытая желтеющими лесами.
Предыдущая пятерка гархов, почти завершившая трансформацию, погибла в результате августовской бомбардировки станции Норд. Англичане превзошли сами себя, вывалив на немецкий ракетный полигон в северной оконечности острова Узедом двухнедельный запас бомб. Полтысячи бомбардировщиков были неудержимы. Лаборатории, бараки, изуродованный ракетный полигон — всех потерь не сосчитать, да и незачем. Хорошо еще, проектировщики изначально спрятали под землю, под толщу бетона, главные научные мощности. Вальтера не очень интересовали баллистические ракеты «Фау-2», взлетавшие с полигона — он не вникал в дела фон Брауна. Являясь ответственным за проект «Беовульф», Вальтер по указанию Наставника искал самые охраняемые объекты — именно там, в недрах глубочайших секретов рейха, гархи могли делать все, что им нужно.
Вальтер без труда обосновал Карлу Штайеру необходимость создания центров биологических исследований по производству суперсолдат не где-нибудь, а в Пенемюнде и Нордхаузене, а гениальный шеф особых проектов «Аненэрбе» облек мысли Вальтера в форму лаконичной служебной записки. Записка получила одобрительную резолюцию рейхсфюрера, а Вальтер с Наставником — великолепную ширму для своей истинной деятельности.
С конца августа штандартенфюрер Краус был не просто частым гостем в Пенемюнде, но и осуществлял надзор за ходом восстановительных работ на острове от могущественной «Аненэрбе». Инкубатор в Пенемюнде разрушен — Вальтер в этом убедился лично. Только искореженная скрученная арматура и глыбы бетона остались на месте лаборатории, инкубатора и квартир персонала. Об «обезьяннике», бараке с заключенными, отобранными для опытов, расположенном как раз над объектом «Беовульф-Норд», не стоило и вспоминать. Работы на острове шли быстро, но о возобновлении всех проектов раньше Рождества мечтать не приходилось. Теперь путь штандартенфюрера лежал на объект «Беовульф-Конштайн», в обиходе — объект «Гора».
* * *
«Тетушка Ю» грузно заходила на посадку, плавно снижая скорость. Перелет был стремительным и мягким, как утренний сон. Штандартенфюрер сбежал по трапу и сел в автомобиль — на этот раз с водителем. Курт всякий раз радовался шефу — тот отличался простотой и дружелюбием, хотя бы по сравнению с надутым индюком доктором Готлибом. Тот совершенно терял рассудок, оставаясь за старшего, и придирался ко всем — не только к водителю служебного «Мерседеса». Доставалось и фрау Копфер, старшей медицинской сестре, и Ванессе Риман, провизору, и опытному лаборанту Юргену Шмицу, и вообще каждому, кто подвернется под руку. Доктор Готлиб был одаренным медиком, и это признавали все, даже неспециалисты, но также он был идиотом и параноиком. Поговаривали, что в молодости он был вполне вменяемым человеком, и что Фрица Готлиба подкосило внешнее сходство с фюрером… Ну, то есть после того, как фюрер назначил себя фюрером, в голове доктора что-то замкнуло…
— Как дела? — спросил господин Краус, развалившись на заднем диване автомобиля.
— Замечательно, господин штандартенфюрер! — Словоохотливый розовощекий Курт только и ждал вопроса начальника. Теперь до самых ворот лагеря он не умолкал. Вальтер надвинул фуражку на глаза и дремал, слушая душераздирающую историю о том, как доктор Готлиб заставил медсестер перемывать полы в операционном блоке, обнаружив там кота, завтракающего упитанной мышью. В это время медсестер ждали на свидание охранники, свободные от дежурства по объекту. Не дождавшись дам в условленном месте, три ловеласа отправилась в верхний этаж и не придумали ничего умнее, чем призывно мяукать в отверстие вентиляции. Доктор Готлиб ненавидел животных еще сильнее, чем людей, и впрыснул в вытяжку свежеприготовленную смесь масла цитронеля и какой-то непереносимо вонючей дряни, которая должна была навсегда отвадить похотливых животных от лаборатории. В результате все трое отлучены от казармы, дежурят только вместе, а женщины к ним не подходят на пушечный выстрел — такой, знаете, невыносимый запах. В столовую их тоже не пускают, выносят еду отдельно. Стоит ли говорить, что зовут их теперь очень просто: фельдфебель Наф-Наф и рядовые Ниф-Ниф и Нуф-Нуф. Бедняги отдали все свое месячное жалованье за внеочередное обмундирование, шампуни и душистые притирания, и посещают душ чаще, чем в детстве школу. Им даже пришлось обриться наголо, но вонь все еще держится. А вот, кстати, и они собственной персоной…
Курт затормозил у высоких ворот, опутанных сверху колючей проволокой. Из полосатой будки показался подергивающий шеей и нервно нюхающий воздух фельдфебель Ротбарт. Заприметив в глубине автомобиля шефа, фельдфебель улыбнулся и отдал честь дорогому начальнику. Из будки выскочили рядовые, подозрительно водящие носами точно так же, как их фельдфебель. Оба бросились открывать шлагбаум. Бритые затылки под новенькими пилотками и наивно оттопыривающиеся уши придавали воякам вид необстрелянных новобранцев, и Краус едва сдержал смех. Действительно, поросята.
