— А где девушки? — делано равнодушным голосом осведомился Фриц.
Краус толкнул коленом Роммеля и ответил:
— Мы отпустили ее спать.
— Кого — ее? — выпучил глаза доктор.
— Дежурную медсестру. Кого же еще?
— А… У… — Готлиб пытался спросить еще что-то, но только махнул рукой.
— За здоровье фюрера! — произнес Иоганн, поднимая рюмку на уровень глаз.
— Ура! — отозвался Вальтер.
Через полчаса доктор Готлиб спал сном праведника, а офицеры, поручив медика заботам прибывшей на дежурство сестры, отправились в квартиру штандартенфюрера.
* * *
Вальтер по дороге закурил и решил докурить снаружи. Иоганн, согретый коньяком, курить отказался и заявил, что хочет спать.
— Конечно, иди. Времени до полудня, потом мы с тобой еще пройдемся по делам, и я уеду. — Вальтер добродушно ухмылялся, оценив скорость, с которой исчез Иоганн. — Дорвался, теперь за уши не оттащишь. Ева любого с ума сведет, особенно такого ретивого юнца.
Вальтер аккуратно погасил сигарету о ребристый край урны и бросил окурок. В глубине горы раздался взрыв. Вальтер сначала ощутил его ногами; прочная и незыблемая гора неприятно дрогнула. Через мгновение из ближайшего тоннеля донесся грохот. Взвыла сирена, и в тот же миг прогремело еще три взрыва, намного ближе предыдущего. Упругая воздушная волна принесла кислый запах взрывчатки, горло защипало. Вальтер открыл рот и попытался откашляться. Уши заложило, словно их заткнули мягкой пушистой ватой.
Судя по силе взрывов и скорости, с которой дым заполнял площадку, диверсия произошла совсем рядом, в соседней штольне, где собирали корпуса ракет.
Между тем взвод охраны объекта «Аненэрбе» рассредоточился у трех зарешеченных входов в тоннели, пробитые сквозь толщу скалы к сборочным цехам. Пулеметчики залегли за мешками с песком, а вторые номера быстро открывали ящики с боеприпасами.
Сверху опустился подъемник. Начальник охраны Венцель и десять солдат заняли места согласно тревожному распорядку — у каждого помещения и на двух пулеметных вышках с прожекторами.
Сзади открылась дверь, и Вальтер посторонился, пропуская на выход девушек. Анна и Ванесса были полностью одеты, только Ева немного замешкалась и теперь на ходу застегивала юбку. У девушек, как и у любого сотрудника, было свое место на случай тревоги, и теперь юные валькирии легко бежали через площадку к лаборатории и операционному блоку. Дверь снова распахнулась, и за девицами выскочил раздосадованный Иоганн.
— Ничего, еще успеешь. — Вальтер хлопнул Иоганна по спине. — Пойдем, посмотрим, что там.
Офицеры вернулись в квартиру, прихватили противогазы и автоматы с подсумками и побежали к ближайшему коридору. Там уже возвышался Венцель, командуя установкой прожектора.
За решеткой, перекрывающей тоннель, была еще такая же решетка, а дальше — непроглядная мгла. Мгла вдруг вспыхнула далекими отблесками света; свет пробивался сквозь слоистый дым. Затрещали автоматные очереди, и в конце тоннеля замелькали какие-то пятна.
— Свет! — гаркнул Венцель.
Яркий луч прожектора осветил короткий тоннель, вырубленный в скальной породе. В тоннель хлынула толпа людей в полосатой одежде. Они бежали на свет, как гигантские мотыльки, приближаясь к запретной решетке.
— Огонь! — взревел Венцель. — Пулеметы, огонь!
Ударили пулеметы. Судя по всему, то же самое происходило в двух соседних тоннелях. Стрельба прекратилась разом, как по команде. Стало так тихо, что Вальтер услышал, как гудит силовой трансформатор — прожекторы требовали энергии, и агрегат работал на пределе.
— Перейти на обычное освещение, — гаркнул Венцель.
Прожекторы погасли.
Глава 3
ДОРОГА НА КИТЕЖ
Главное — нет гнуса. Почти. — На последнем слове Ковалев крепко шлепнул себя ладонью по шее и отщелкнул пальцами колючий комочек изуродованного слепня. — Куда теперь, Волчок?
Волк дышал прерывисто и часто. Он постоял, делая какой-то непостижимый для человека выбор, а затем запрыгал с кочки на кочку, стараясь не слишком замочить лапы в черной болотной воде.
Капитан повернулся и сделал знак Суворину. Танк рыкнул, чихнул и отправился за командиром. Ковалев устроил длинный шест на плече и тяжело зашлепал по жиже. Из-за башни то и дело выглядывал профессор Андрей Аристархович. Дорога была ему незнакома, и Вельский старался запомнить путь, пролегавший через топь, которую раньше он считал непроходимой. Доктор, считавший себя прекрасным охотником и следопытом, был удивлен тому, как легко танкист подчинил Волка своей воле. В душе Андрея Аристарховича шевелилась ревность, и от этого ему было досадно и неловко. Он морщился и посмеивался над собой, качая головой. На горизонте появилась синеватая полоска векового бора.
Кухарский и Метляк смотрели, как за танком смыкается потревоженная ряска, затягивая веселой зеленью черную воду. В гражданской одежде, подшитой Еленой Андреевной, они чувствовали себя непривычно и очень уютно. Запах чистого полотна и шевиота был запахом бабушкиного сундука из детства, напоминанием о безвозвратно утерянном беззаботном счастье. Метляк часто запускал палец под жесткий крахмальный воротник сорочки и двигал шеей, пытаясь обмять жесткую ткань.
— Я после университета накрахмаленных рубашек не надевал, — прокричал Кухарский в ухо Метляку, — а бабушка моя всегда белье крахмалила. Чуть влажное белье нужно сразу под утюг, иначе все — коробом засохнет и придется перестирывать.
Метляк кивал, глядя куда-то вдаль. Низкие облака шли на север сплошным пушистым ковром, и Андрею было невыразимо грустно, даже тоскливо. Вот они катятся, облака, по небу, где-то выльются на землю, где-то их разорвет ветром на туманные клочки, и процесс этот вечен и нескончаем, а жизнь самого Андрея, вот этих странных танкистов и доктора с его сказками про Китеж — что это все в сравнении с движением древних стихий? Ноль? Меньше, чем ноль? Капитан Кухарский — удивительный человек, а рассуждает о рубашках и крахмале. Кто мы, зачем весь этот бред? Танк, болото, лагерь… Кому нужно все это? Смех.
На втором курсе Андрей слушал лекции Вельского с благоговением, и за каждым словом профессора стояла уверенность и непоколебимое знание небожителя. Теперь старик сидел рядом с ним за башней танка и вертелся, озираясь и глупо хлопая глазами. Небо — само по себе, небожитель Вельский — сам по себе. Бред какой-то, нонсенс… Андрей вспомнил, как майор Коробкин бил перед строем скрипача Рогозина короткими ударами под дых и кричал, потрясая какими-то бумажками: «Думаешь, ты — соль земли?! Это я здесь думаю, а ты будешь эту землю грызть!» Через день пожилой музыкант умер на допросе — Коробкин забил его до смерти, разоблачая какой-то опасный заговор. Когда Константин Сергеевич решил бежать, Андрей уговорил его заглянуть к Коробкину, «попрощаться». Зря, наверное. Скрипача все равно бы доконали, не тот Коробкин, так другой. Богат народ на вертухаев и лютых палачей. На все готовы, как конвойные псы, хрипящие на коротких поводках, а перед смертью воют, о святом вспоминают… Оставь Андрей с Костей паразита Коробкина жить, глядишь, и Юрка Неделин пулю бы в спину не поймал. Ушли бы себе тихо. Нет, Андрей бы так не смог. Дядя Леня был его соседом по подъезду, иногда поил мальчишку чаем, угощал вкусными баранками и учил музыке:
