– Батюшки! Мост! – завопила Лисена.
– Нечего так орать, – пробурчал Михайло, когда лиса вернулась. – Сейчас мы быстренько и без воплей перейдем на ту сторону.
Дружная троица зашагала к мосту.
Яцик Ковалевский был отчаянным семнадцатилетним поэтом. Односельчане над ним посмеивались, дескать, в облаках хлопец витает, тратит время на всякую чушь. Зато в один прекрасный день выяснилось, что девчатам нравятся безыскусные, но пылкие вирши молодого поэта. Листочки бумаги, покрытые неровными рифмованными строчками, покоряли сердца романтических деревенских невест.
Стоит заметить, что романтические деревенские женихи были не рады хитрому конкуренту, из-за чего Яцик не раз бывал бит. Стихоплету рекомендовали не докучать какой-нибудь очередной паненке глупыми куплетиками, а затем переходили к физической расправе. Пан Ковалевский залечивал раны, и, пока отцветали синяки, из-под его лирического пера выскакивали бойкие мстительные эпиграммы на обидчиков вперемешку с одами, посвященными новой музе.
Во времена поэтического вдохновения Яцик не спал целыми сутками. Он творил, творил и еще раз творил. Вот и этим прохладным ранним утром, когда Михайло набрел на Лисену с Петером, пан Ковалевский сидел на деревянном мосту, болтал ногами и строчил в специальную тетрадку шедевр за шедевром:
Агнесса, верю я: ты – поэтесса!
Стихи слагаю, сидя на мосту.
К тебе я не скрываю интереса,
Мою любовь заметно за версту.
Течет река в ночи. Ей снятся рыбы,
Пока свет звезд на небе не потух.
Мне до тебя добраться помогли бы…
– Что же помогло бы мне добраться? – в отчаянье прошептал Яцик, беспомощно озираясь, словно зарифмованный ответ спрятан где-то рядом. – …Пока свет звезд на небе не потух. Мне до тебя добраться помогли бы… Медведь, лиса и гамбургский петух!
Поэт принялся записывать гениальное завершение стихотворения и вдруг замер.
– Медведь?.. Лиса?.. Гамбургский петух?..
Яцек поглядел в сторону берега. На мост ступили Михайло, Василиса и Петер.
– Боже мой! – сдавленно крикнул Ковалевский. – Нечистая сила!
Он выронил тетрадь, и раньше, чем раздался тихий всплеск, засверкали в предрассветной мгле босые пятки деревенского лирика, а ужасно оригинальный крик «А-а-а!!!» разнесся над рекой, пугая редких рыбаков да сонных уток-нырков.
– Наверное, Петер, у тебя слишком свирепое выражение лица, – предположил Ломоносыч.
Троица «нечистых» рассмеялась. Вот уж действительно, они, сами того не желая, помогли поэту добраться до деревни.
Перейдя мост, через несколько сот шагов Лисена почуяла земляка.
– Серега впереди, за вот этими кустами, – доложила она косолапому.
– Отлично, дуй к нему. Только осторожненько.
Через минуту обрадованные земляки обнимались, хлопая друг друга по спинам. Волк сильно морщился, но терпел боль в поврежденных ребрах.
– Ты, чего, Серега? – озаботился Михайло.
– Приземлился неудачно, – небрежно бросил волк. – Здорово, Петер! Что, не слопала тебя Лисенка?
– Как ты мог такое ляпнуть, серый?! – В голосе лисы странным образом смешались возмущение и елей.
Михайло и Серега усмехнулись.
– Гутен морген, Серьога! – чинно поприветствовал волка гамбургский петух. – Я испытывать радость видеть тебя живой! Василисья есть хороший спутниц.
– Как ты тут сам-то? – спросил Ломоносыч.
– Замечательно, – улыбнулся серый, кивая на корзину воздушного шара. – Ночлег с комфортом. И потом, это страна непуганых травоядных! Вчера я произвел краткую санитарную инспекцию и выявил козленка на привязи. Он явно был тяжело болен, наверняка для того и привязали, чтобы других не заражал.
Косолапый нахмурился, но ничего не сказал. Личный состав должен быть сыт и здоров. А хутора тут богатые, люди вырастят еще козленка. Михайло вздохнул, сравнивая здешние людские поселения с тамбовскими. В последние годы российские деревни были беднее некуда, никакой охоты. «Ничего, будет и в нашем лесу праздник», – встряхнулся Ломоносыч.
– Хватит прений, – постановил он. – Почти рассвело, нам лучше перебраться обратно на тот берег.
– Не лучше ли дождаться всех тут? – предложил волк.
– Во-первых, они тоже по мосту пойдут. Стало быть, их можно подождать с той стороны. Во-вторых, сдается мне, что все наши друзья, по идее, должны были добраться до корзины. Следовательно, с Ман-Кеем, Гуру Кеном, Колючим и Парфюмером что-то случилось, – объяснил свое решение Михайло. – Все, шагом марш отсюдова!
В этот раз на мосту никого не было.
Расположившись в кустах так, чтобы проглядывался берег и пространство перед мостом, воссоединившаяся четверка стала держать совет.
– Я согласна с Михайло Ломоносычем, – сказала Лисена. – Остальных что-то задержало. Получается, надо их искать, а не отсиживаться здесь.
– Может, все-таки передохнем денек? – спросил Серега, глядя на косолапого.
– И я о том же подумал, – согласился тамбовский губернатор.
Полдня почти ничего не происходило. Явился давешний поэт со старой дедовой берданкой и, конечно же, никого не нашел. Звери умеют прятаться так, что не каждый другой зверь заметит, не то что человек.
Птицы, посланные бобром-воеводой, также не заметили волка, лису и медведя с гамбургским петухом, зато не могли не обнаружить Эм Си Ман-Кея, зависшего с бурундукиборгами.
Священный танцпол, на который туземцы пригласили шимпанзе, представлял собой обширную низину с каменистым дном. Вокруг высился лес, склоны, покрытые травой, были идеальным местом для зрителей. Любители движения могли отплясывать перед возвышением, приспособленным под сцену. Шершавый гордо демонстрировал, «как тут все нафаршировано». Здесь были невообразимые ударные установки, собранные из старых железяк и пластиковых бутылок. Бурундукиборги нашли их в окрестностях местных деревень. Имелась у них и пара патефонных труб, играющих роль усилителей.
В жестяные банки из-под газировки поклонники хип-хопа насыпали камешков. Шершавый потряс одну. Шум получился преотличный.
– Йо, это руль, это нормуль, вопросов нуль! – восклицал Эм Си, разглядывая раздолбанную радиолу с покоящейся на ней пластинкой. – А как дела со светом?
– Цветомузыка – полный улет, – похвастался Шершавый. – Здесь каждую ночь тусуются тысячи светляков. Кроме того, сюда слетаются несколько сов. Ты видел когда-нибудь, как горят совьи глаза во тьме? Реальная кислота! Через часок сам все увидишь.
Солнце почти зашло. К сцене слетелись несколько клестов. Бурундуки вынесли кадку с водой.
– Это еще зачем, йо?! – спросил Ман-Кей.
– Для древесных лягушек. Знаешь, какой они звук дают, когда хором трещат? Цикады тоже будут. У нас адский шумовой замес, аж с елок хвоя сыплется.
