– Давайте запомним нашего великого князя Велемудром Ненапряжным.
В толпе раздались одобрительные крики.
Ничего не случилось, пока пелись погребальные гимны. Все было тихо, когда запылал подожженный волхвами помост из пропитанных специальным составом бревен. Похоронный костер сгорел за час. От Велемудра остался лишь пепел, и Рогволд удовлетворенно закивал. Очевидно, это было добрым знамением.
– Вот и все, – промолвил слепец Почечуй.
Крепившаяся всю церемонию Василиса всхлипнула и стала оседать наземь.
Иван ловко подхватил княжну.
Толпа ахнула.
– Обморок! – крикнул воевода.
– Обморок… Обморок… Обморок… – пронеслось в зашевелившейся толпе.
Парень поднял девушку на руки и понес во дворец. Все приотстали, даже воспитатель.
В коридоре Емельянов-старший почувствовал, что княжна очнулась – напряглось тело. Василиса приоткрыла глаза, оценила происходящее и шепнула Ивану:
– Нынче в полночь будь под окном. Хоть отвяжусь от дядьки, а то он от меня не уходит, а нам бы продолжить разгадывать батюшкину задачу. Я кое-что надумала. Но об этом позже.
Сзади уже нагоняли хлопотливые слуги, прямо-таки кудахчущий Почечуй и пара охранников из княжеской дружины. Парень бережно занес Василису в спальню, уложил на постель. С девушкой остались подружки-служанки да все тот же дядька.
Остаток дня дембель провел под дверями покоев. Дворец словно вымер. Коридоры, колоннады и своды залов были объяты тишиной, лишь изредка раздавалась дробь шагов одинокого слуги. По старинному обычаю славной Эрэфии надлежало поминать усопшего медовухой до беспамятства. А во дворце сие непотребство строжайше воспрещалось.
В урочный вечерний час к Ивану сошлись отоспавшийся братишка да возбужденный, как терьер перед охотой, Федорин.
– М-мужайся, Егор. З-завтра мы с Иваном с утра едем в лес. Новый след в деле убийцы старух. Весьма любопытный, Ваня! – Сыскарь потер руки. – Так что б-береги силы, богатырь. А ты, Иван, после нашей сегодняшней вылазки живо отсыпаться!
– Вопрос, – твердо объявил Старшой.
– Что? А, ну да. Задавай, – проговорил Радогаст.
– Я вот все эти дни никак не могу понять: почему мы вваливаем тут охранниками, ты нами командуешь, будто мы твои холопы…
– Подожди, – остановил его Федорин. – Разве тебе не люба княжна? Разве не хочешь ты защитить ее от убийц? Разве не чуешь своей способности поймать Раскольника и потому – ответственности? М-мы с вами, друзья мои, люди долга. Не ростовщики, естественно, а мужчины, осознающие свою способность утверждать Правду. Мир наш рожден жить по Правде, так разве плох тот, кто усиливает глас справедливости на земле? Плохо ли тебе, Ваня? Худо ли тебе, Егор?
– Нормуль, – пожал могучими плечами ефрейтор.
– Да я не жалуюсь, – сказал Старшой. – Я про жалованье. Жалованье когда будет?
– Ах, вот ты о чем! – рассмеялся сыскарь, отвязывая от пояса мошну. – Вот по три гривенных. Сойдет?
– Ну, на первое время хватит. А премиальные Егору за подвиг со львом ты все же выплати. Завтра. Ага?
– Ну, р-разбойник! – притворно рассердился Радогаст.
– Не разбойник, а трезво мыслящий человек, не чуждый справедливости и, как там ее, Правды!
– Тогда наряжайся старушенцией, и пойдем-ка в дозор, – завершил прения Федорин.
Вернувшись с похорон Велемудра, Рогволд успел решить несколько неотложных проблем и теперь собирался отобедать. Неспешно шагая в трапезную, он раздумывал о последнем деле.
Верховный жрец Легендограда только что повидался с номинальным главой собора волхвов. Не относящийся к духовенству боярин, назначенный князем, был фигурой слабой и не заслуживавшей особого внимания, но раз уж он есть, то с ним надо иногда встречаться. Мирской руководитель собора пребывал в подвешенном состоянии, ведь кончина Велемудра сулила перестановки, а то и вовсе роспуск ненавистного жрецам учреждения. Хитрый Рогволд вел себя ровно с горе-начальником, не давая понять, что тот вовсе стал существовать на птичьих правах. Волхвы и так на протяжении многих веков занимались своими делами за спинами мирских глав. К большой радости жречества, великий князь Велемудр назначил им тихого и безотказного руководителя, который исполнял роль, скорей, ушей князя в соборе, нежели проводника воли Велемудра.
В коридоре здания жреческого собора было безлюдно. Окна пропускали солнечный свет. Близость Раздолбалтики творила с погодой всякие фортели: сейчас было почти ясно, но к вечеру мог пойти затяжной дождь. А то и снег. Во всяком случае, небу от облаков полностью очиститься не удалось.
Щурящийся Рогволд поправил пестрый шнур, поддерживающий волосы. Длинная серая хламида шелестела при каждом шаге, тяжелый посох стучал по каменному полу. «Все-то в этом городе мраморное, – подумал волхв. – А что не мраморное, то из гранита».
Жрец должен быть близок к земле, лесу и воде. Камень холоден и безжизнен. Если, конечно, это не Алатырь. Костер, капище, звездное небо – вот удел волхва. А приходится влачить существование в бездушном мешке. Рогволд опустил посох на пол сильнее, чем обычно, и в длинной анфиладе заметался звук удара. Волхв остановился перед окном, повернулся к солнцу, раскинув руки. Как нарочно, на светило набежало сизоватое облако.
Досадливо сплюнув, жрец пошел дальше. Когда он достиг двери трапезной, на другом конце коридора появился младший помощник, человек старше верховного волхва, толковый, но излишне мягкий.
– Отче Рогволд! – крикнул помощник. – Знамение!
«Вот и поел», – подумал жрец и повернул обратно.
– Сказывай.
– Братья закончили прорицание, и тут на Огневеда сошло озарение. Тебя зовет, трясется весь, аж жутко!
Главный жрец прибыл в подземные гадальные покои, где отмеченные даром предсказания волхвы собирались для совместного путешествия по тропинкам будущего.
Огневед, рыжий семнадцатилетний парень с вечно беспокойными глазами и правда был на взводе. Руки и губы тряслись, на бледном лице, освещенном масляными светильниками, застыла маска ужаса. Юный прорицатель полулежал на ковре, вокруг тревожно перешептывались трое жрецов. Заметив Рогволда, они разом смолкли.
– Что случилось? – Волхв присел возле Огневеда, возложил уверенную руку на его чело, и парень как-то мигом успокоился.
– Открылось мне страшное, отче, – пролепетал юноша. – Пламенный Рарог провел меня дорогами яви к границам навьим. Там, куда не ступала нога живого человека, узрел я огромные черные врата, скрепленные семью большими светящимися печатями. Врата шатались, словно оттуда норовил вырваться огромный зверь, а печати мерцали. Я смотрел на них, и священный сокол рек мне: «Увидь нарушенные печати, человече. Они пока не сломаны, но их едва не сорвали. Злокозненные попытки не прекращаются, предотвратите их. Иначе в мир придет Чернобог». При упоминании владетеля Пекла жуткий, пробирающий до последней косточки вой раздался из-за врат, и я в смятении бежал.
