Shake it, baby. Shake it, baby.
Еще разик, еще раз…
Потом вновь скачки на конях, и – столица. Д’артаньянки на всем скаку ворвался во дворец и лично нацепил Нелюдовику его подтяжки. Подтяжки засияли стразами, король расплылся в довольной улыбке, а квартирал Порешилье удавился с досады.
Но где Инстанция?
Отравлена! О том и послала весть королева…
Разбилось горячее сердце молодого мушкетера. А ведь встреча с любовью – не чета простой удаче. Была любовь, и было все иначе. И Д’артаньянки высох, как в пустыне. И что ему осталось ныне? Только имя, да и то он с горя забыл.
– Квитанция! – кричал юноша. – Конституция! Приватизация! Подстанция! Ах, да, Инстанция!..
Перехлюзд стоял перед черной дверью. Сегодня колдун чувствовал неимоверный жар, бьющий в лицо и грудь тугим потоком. Лицо и тело мага мгновенно покрылись потом, воздух обжигал нос и легкие.
Дверь медленно отворилась, жар усилился. На пороге возникла сотканная из тьмы фигура Злодия Худича.
– Мы не одержали победу, но война не проиграна, – сказал повелитель Пекла. – Ты справился со своей задачей. Не все получилось… у других.
– Придворный волшебник сильнее, – потупился Перехлюзд.
– Не в нем дело.
– Что теперь, хозяин? – прошептал Перехлюзд.
– Теперь мне очевидно, что пришельцев из другого мира надо уничтожить. И ты это сделаешь, притом срочно.
Тут дверь резко захлопнулась, и колдун подумал: «Будь у повелителя нос, удар был бы сумасшедший».
Проснувшись с этой глупой мыслью, маг долго жмурился, потому что каждый раз после сна с черной-черной комнатой любой свет буквально взрывал глаза Перехлюзда. Наконец он привык и, утерев слезы, стал собираться в дорогу.
Глава вторая
В коей близнецы не только геройствуют, но и думают, а Заруба Лютозар знакомится с суровым законом Легендограда
Добро должно быть с кулаками,
Чтоб злу по морде сразу хрясь!
Потом ногами, блин, ногами,
Чтоб уничтожить эту мразь!
А. И. Брехунов
– Понравился рассказ? – спросил Пьер де Монокль близнецов.
– Да, – соврал зевающий Иван.
– Вы не расстраивайтесь, потом у Д’артаньянки все налажилось… то есть, наладилось. Сложный у вас язык!.. Он стал капитаном королевских мушкетеров. А отравителей Инстанции приговорили к умерщвлению через убийство путем отнятия жизни.
– Жестоко, – хмыкнул Егор.
– Но справедливо. – Посол пожал плечами. – Милосердие иногда должно выпускать когти, знаете ли.
Возражений не нашлось, все замолкли и как-то сомлели, укачанные мягкими рессорами. Меж тем солнце постепенно закатилось, и кортеж остановился, свернув с дороги на симпатичную поляну.
– Не могу жить в ваших гостиницах, – пожаловался шевалье. – Обслуга наглая, питание ужасное, соседи буйные, а насекомые голодные. Посему заночуем в шатре.
Слуги-охранники быстро возвели большую палатку, похожую на цирк-шапито. Де Монокль полагал, что героям статуса близнецов Емельяновых полагается оказывать самый роскошный прием, и пригласил их разделить кров. Братья, чтя старинную мудрость «Дают – бери, бьют – беги», согласились.
Ночь прошла спокойно, правда, перед рассветом Ивана разбудил Егор. Младший отчаянно метался и стонал во сне:
– Нет! Не хочу! Не надо!
Старшой растормошил его:
– Ты чего, братишка?
– Приснится же такое, – просипел ефрейтор. – Прикинь, будто бы я на концерте каких-то слащавых пацанов, а они поют и поют одни и те же слова: «Хочешь, я тебе… Хочешь я тебе спою?.. Хочешь, я тебе… Хочешь, я тебе спою?» Кошмар.
– Ладно, братишка, это просто сон, – успокоил Иван.
Прохладное утро порадовало легким ветерком и свежим солнышком. Прав был классик: есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора…
– Пора! – провозгласил Пьер, и посольский кортеж двинулся дальше.
Жеребцы Емельяновых, которых парижуйцы обеспечили уходом, бодро побежали за каретой.
Увы, дорожной идиллии не суждено было длиться бесконечно. На то она и феодальная раздробленность, чтобы охрана не дремала. На особо глухом участке пути, где колея ныряла в большую низину, сразу после крутого поворота перед кортежем возникло поваленное дерево. На нем сидел крупный ворон и будто бы предупреждающе каркал.
Возница натянул поводья, смиряя бег коней. Стражники-провожатые рассыпались перед неожиданной преградой, и мгновенно со всех сторон раздались улюлюканье и хриплые боевые кличи. Ворон вспорхнул и был таков.
Из кустов к карете устремились кое-как одетые оборванцы, ведь красавцы-разбойники встречаются только в сказках.
Ошарашенные охранники приготовились дать голодранцам бой, только, на их беду, схватка уже началась. Нескольких всадников, не успевших обнажить мечи, разбойники подстрелили из луков. К остальным бежала голодная и злая пехота.
При торможении экипажа шевалье Пьер врезался в задремавшего было Егора. Близнецы отстранили перепуганного де Монокля и выскочили из кареты.
На восьмерых стражей, облаченных в пижонские доспехи, насело по двое-трое лиходеев.
– Отрыв башки, – пролопотал Емельянов-младший и взревел: – Мочи козлов!!!
С этим устрашающим девизом он и кинулся на разбойников. Иван приглядел потерянный охранником меч. Старшой в отличие от брата не собирался лезть на рожон, но головорезы сами двинулись к карете, и пришлось сражаться.
Парижуйские воины, воспитанные на кодексе рыцарства, явно проигрывали висельникам из Эрэфии, зато Егор стал для лихих людей сущим демоном. Пудовый кулак методично находил вихрастые бородатые головы, хоть злодеи и отмахивались дубьем да вшивенькими сабельками.
Удалой ефрейтор оборзел до такой степени, что ломал дубины на лету, а удары клинков принимал на предплечье, защищенное чудесной формой рядового вооруженных сил России.
Иван отбивался от пары разбойников, рвущихся в карету. Очухавшийся посол, высунувшись в окно, громко и восторженно сопереживал подвигам Емельянова-младшего. Разбойники тоже приметили таланты Егора. Пришлось отступать. Мужики бросились в кусты, прихватывая снятые с поверженных парижуйцев доспехи и оружие. Кое-кто покинул место сражения на трофейных конях. Жеребцы близнецов остались нетронутыми.
– Это есть импоссибль! Колоссаль! Манифик! – Пьер де Монокль хлопал в ладоши, восхищенно глядя на ефрейтора.
Герой стоял, окруженный небольшой кучкой тел, и улыбался:
– Слабоватые у них дыни, братишка!
– Смотри, как бы лучники не пальнули, – предупредил осторожный Иван, но висельники, вероятно, удовлетворились результатами набега и сбежали.
