Через каких-то три-четыре часа Пендальф вывел свою новоиспеченную бригаду из чащи. На самой опушке леса привязанная к дереву паслась животинка – белый конь с подпалинами цвета ржавчины по всей шкуре, местами неумело подкрашенными белой краской. Животина вяло пожевывала траву, переминаясь с копыта на копыто. Три из них были подкованы серебристыми подковами, на четвертом болталось на одном гвоздике нечто невразумительное. Кроме всего, коняшка, похоже, страдала метеоризмом – находиться рядом с ней было практически невозможно…
Лагавас, по-своему оценив клячу, поделился своим мнением с окружающими:
– У нас из таких колбасу вкусную крутят.
Не обратив внимания на неприкрытое эльфийское хамство, Пендальф ласково потрепал коняшку по холке:
– Мерин мой… шестисотый. Коробка-автомат, привод на все копыта. Литые подковы… – он на секунду замялся. – На четвертом пока что запаска… Седло с подогревом, спортивный глушак – слышь, как работает? Зверь, а не конь. Кличка – Сервелат.
Он оглядел своих спутников:
– Ну, чего уставились? Запрягайте хлопцы кони – пора наведаться к атаману Борису.
Человек-бамбук, вызвавшийся «незадорого» подвезти на своих ветвях двух карапузов, бодро шагал по родным джунглям и трепался, как и всякий таксист, сверх всякой меры. Хорошо хоть «шансон» не врубал на полную громкость:
– На самом дзеле только я настояшшее дзерево, остальные – мутанты. Очень давно адзын папа по кличке Карло сделал Буратино. Модель получилась удачная. Он начал клонировать ее на мебельной фабрике, а брак зарывал в овраге. Весной, когда пошли кислотные дожди, мутанты из числа бракованных чурок проросли и заколосились.
Постоянная тряска, однообразные пейзажи вокруг и монотонный бубнеж человекодерева утомили Чука и Гека до невозможности: один из них спал, опустив голову на грудь, другой, наоборот, повис на ветвях, запрокинув голову и широко распахнув рот…
* * *
– Ну, вот и черные ворота. – Голый, он же Шмыга, сидел на краю обрыва, искоса поглядывая на вздымавшуюся впереди отвесную стену сторожевой башни, острым углом врезавшейся в подступавший к самому ее подножию горный перевал.
Из последних сил вползшие на вершину перевала Федор и Сеня едва ли были способны адекватно воспринять открывшуюся им картину. Пытаясь утихомирить срывающееся от быстрого подъема дыхание, Сеня скептически просипел:
– Ну и че, Мордовия как Мордовия!
Он оглядел высоченную башню, казавшуюся целиком высеченной из окружавших ее скал, и пренебрежительно процитировал учебник истории за пятый класс:
– Стиль поздний ампир с элементами готики.
Шмыга, он же Голый, почему-то пугливо отводивший взгляд от исполинских ворот, темным провалом зиявших во чреве башни, суетливо заверещал, обращаясь к Федору:
– Командир, рейс через трясину сделали? Сделали! За тридцатку подряжались? Подряжались! Гони монету!!!
Оставив нервное потявкивание хмыря-экскурсовода без внимания, карапузы принялись обсуждать сомнительные архитектурные достоинства сторожевой башни. Федор небрежно бросил через плечо своему приятелю:
– Мне кажется, или что-то мне это напоминает? Сеня откинулся назад, в позе вольного художника оглядывая зубчатые крепостные стены, по которым сновали крошечные по сравнению с исполинским строением фигурки, закованные в броню. Жеманно поправив прическу, Сеня поделился с боссом своими соображениями:
– Точно! Это же мегакалитка в исполнении Зураба нашего Церетели!
Над стенами раздался протяжный зов боевого рожка, встреченный ревом тысяч глоток. Громыхнула своими железными доспехами невидимая пока армия, заскрипели по направляющим гигантские цепи, и поползли в разные стороны, распахиваясь настежь, гигантские ворота, намереваясь выпустить из чрева крепости заждавшихся крови бойцов.
Сеня, во все глаза пялившийся на происходящее, засуетился, завертелся на месте:
– Федор, гляди! Кажется, открывают!!! – Он пополз к самому краю обрыва: – Сейчас проверю… поближе только подойдем…
В этот самый момент нависший над обрывом кусок горной породы, облюбованный Сеней под наблюдательную площадку, сделал то, что и должен был, – надломившись, рухнул вниз под весом порядком откормленного карапуза.
Сеня, не успев даже пикнуть, кубарем скатился вниз по склону, обдирая руки-ноги и поднимая клубы пыли, пока не увяз, по самые уши погрузившись в песчаник, перемежаемый мелкими камешками. Бросившийся ему на выручку Федор двигался перебежками от одного валуна к другому, рискуя быть замеченным с дороги кем-нибудь особо зорким из воинства, выдвинувшегося из распахнувшихся ворот в неблизкую дорогу.
Двое «впередсмотрящих» и впрямь засекли пыльный шлейф, поднятый двумя парами босых ног на склоне. Выставив перед собой пики, служивые двинулись на разведку.
Прикрытый со стороны дороги внушительного размера валуном Федор силился вытащить накрепко закопавшегося в песок приятеля, но жиртрест попался наглухо – не подкопаешься. Приближавшаяся солдатня уже шлепала по гравию в каком-то десятке метров от их укрытия, даже не сильно таясь.
Федор недолго думая вытащил из сумки картофельный мешок и, натянув его на голову Сене, присыпал того песочком, затаившись за валуном.
Двое с пиками подошли поближе, повертели головами, помочились на камень, напомнивший им голову ненавистного прапора, и ломанулись догонять свое отделение.
Отшвырнув в сторону окончательно испохабленный мешок, Федор рывком выдернул едва не спалившего всю их банду приятеля и укоризненно покачал головой:
– Береги руку, Сеня. – Сочтя свою миссию выполненной, он пополз к краю валуна и принялся всматриваться в происходящее за распахнувшимися воротами.
Явно рассчитывавший на сострадание и где-то даже не снисхождение Сеня принялся жаловаться:
– Блин, надо в травму идти. Рентген сделать и все такое.
Федор махнул рукой в направлении гигантской воронки, открывшейся в крепостной стене:
– Пошли!
Как бы не так!!! Дернувшихся на штурм карапузов успел перехватить Шмыга, придержавший приятелей за воротники, да так, что они с размаху шмякнулись оземь – откуда только силы брались в этом бухенвальдском крепыше? Поскольку другого способа убеждения, кроме банальной истерики, Голый отродясь не признавал, то и на этот раз он принялся закатывать глаза, валяться в ногах и умоляюще вопить:
– Нет, хозяин, только не в больничку. Толку никакого, только зря засветитесь. – Вцепившись своими граблями в штанину, он волочился по земле, не отпуская Федора, явно намылившегося проведать, что там да как за крепостной стеной. – У вас ни прописки здешней нету… ни полисов мордовских. А в больничке все равно ничего нет, кроме клизмы и аспирина.
Краем глаза Шмыга давно заметил, что ворота медленно, но верно сходятся, закрывая проход, и теперь двум горячим карапузским парням уже никак не успеть прошмыгнуть внутрь. Он перестал истерить и выдвинул свою программу:
