– А мешать водку с портвейном – наш метод? Корчащийся в муках адовых синяк принялся оправдываться:
– Это коктейль. Это по-европейски.
Но набросившемуся на него «чудесно исцеленному» управителю Рохляндии было уже все равно – он принялся ногами пинать извивающегося алканавта, всякий раз умудряясь попасть тому по ребрам. От скорой расправы алкаша спас… Агроном, принявшийся вязать разбушевавшегося феодала по рукам и ногам:
– Остынь, батя. Это же не наш метод! Не по-пацански это!!! Мы будем судить его справедливым революционным судом.
При отягчающих обстоятельствах многогодичного пьянства мыслительный процесс в голове местного «владыки морского», вызванный пламенной речью Агронома, слишком уж затянулся.
Быстро сообразивший, что другого удобного случая не представится, «ответственный комсомольский работник», только что изображавший из себя невинно убиенную жертву царизма, кубарем скатился по оставшимся лестничным пролетам и, распихав недовольную толпу местных попрошаек, ринулся прочь от «проклятого дома»:
– Догони сперва! Ситуацию явно надо было спасать – кроме попрошаек, у подножия лестницы толпилось приличное количество челяди, и в целях поддержания должного уважения к власти посвящать их в подробности дворцовых разборок было крайне нежелательно. Но поскольку случившееся уже стало достоянием общественности, оставалось лишь повернуть все в нужное русло и лишний раз напомнить о силе и доброте управителя. Пендальф, порядком поднаторевший в PR-e феодального строя, выкрикнул зычным голосом:
– Борис, атаман Рохляндии!
Толпа, сперва не признавшая в обрюзгшем старикане писаного красавца с официальных портретов и рохляндских дензнаков, настороженно загудела и, не осмелившись идти вразрез с генеральной линией партии, рухнула на колени, склонив головы перед атаманом, слегка окосевшим от подзабытого внимания к собственной персоне.
Прищурив глаз, рохляндский генсек оглядел собравшихся, потом повернулся лицом к придворной братии, сгрудившейся позади «воскресшего» хозяина, и недовольно спросил:
– А где Тиаприд? Сынок мой единоутробный?
Глава пятая
КИНО, ВИНО И МИМИНО
По петляющей среди холмов дороге, поднимающейся к крепостной стене, тянулась людская процессия. Пендальф смотрел вслед возвращающейся в город толпе и краем глаза следил за своим пациентом, сидевшим на земле возле свежего холмика. Рохляндский предводитель вертел в руках пластиковую розу, бормоча себе под нос:
– Ромашка новозеландская. Между прочим, на похоронах Тиаприда… – он заоглядывался, – кстати, где он?
Пендальф только покачал головой, а атаман, не дождавшись ответа, продолжил:
– Так вот! На похоронах Тиаприда только я догадался принести цветы юбиляру!!! Я с самого детства хотел стать ботаником. Собирать гульбарии, делать из мышей чучела. Я теперь на пенсии, время есть, начну писать диссертацию.
Пендальф наконец повернулся к своему собеседнику и, тщательно подбирая слова, заговорил:
– Поздновато ты решил… науку двигать. И потом, не стоило Кунсткамеру с себя начинать – заспиртовал бы для начала зверюшек каких…
Психотерапевт из Пендальфа был хреновый. Рохляндский управитель закусил нижнюю губу, веко правого глаза у него задергалось, и сперва предательская слеза сбежала по его щеке, а потом он уж и просто уронил лицо в руки, и плечи его затряслись мелкой дрожью:
– Значит, никогда мне не стать кандидатом наук? Пендальф поспешил загладить ситуацию, принявшись врать напропалую:
– Купим мы тебе корочки. За хорошие деньги – даже сразу профессорские. Ты, главное, с бухлом завязывай.
За широким столом все в том же «колонном зале» рохляндский управитель потчевал сегодня «спасителей отечества» во главе с Пендальфом.
Собственно за столом восседали Гиви, Агроном и Лагавас, а сам «великий лекарь» примостился на табуреточке возле впавшего в депрессию хозяина, которого настигло вполне ожидаемое похмелье. Он полулежал в своем резном кресле, нежно придерживая рукой раскалывающуюся надвое голову.
Обхаживавшая гостей белокурая наследница престола периодически недовольно поглядывала на папашу, который то и дело отмахивался от что-то настойчиво втолковывающего ему Пендальфа. Наконец ее терпение лопнуло, и она заявила, обиженно поджимая губы:
– Кончайте разговоры разговаривать, а то уже все остыло. Я больше разогревать не буду. У нас все по-простому, но от души: борщ и биточки по-селянски.
Как всегда умело работавший ложкой Гиви встрепенулся:
– А компот? – и тут же получил подзатыльник от Агронома, пытающегося заработать пару очков в свою пользу в глазах местной нимфетки.
Пендальф на секунду отвлекся от «работы с агентурой» и поблагодарил заботливую особу:
– Спасибо, не голодные мы. Мы в беляшную сходили.
И тут же переключился на прерванную беседу:
– Я обо что гутарю: надо выманить Сарумяна из заимки. Выкатим все твои запасы бухла. Что про такое скажешь?
Подслушивавший Агроном поднялся из-за стола, облизал ложку и поддакнул боссу:
– Точно, урки пережрутся в хлам, а мы их ночью – шомполами в ухо! Толковый план. А не хлопнуть ли нам за такое дело по рюмашке?
Едва подавив рвотные позывы, рохляндский атаман вскочил на ноги и бросился к Агроному:
– Заметьте, не я это предложил! Че ты меня прикалываешь?
Пендальф метнулся между Агрономом и разошедшимся хозяином фазенды, решив поучаствовать в конфликте в качестве ограниченного миротворческого контингента. Помогло, но не сразу – едва справившись с приступом праведного гнева, рохляндец продолжил:
– Не могу я чести офицерской замарать! У нас на фронте этому живо учили. Не царское это дело – по ночам урок шомполами в уши тыкать.
Агроном под гневными взглядами Пендальфа первым решил дать заднего ходу:
– Не хотите, как хотите. Тогда предлагаю вызвать Сарумяна на дуэль.
Атамана же остановить было куда сложнее, да и последствия жуткой интоксикации не благоприятствовали поиску компромиссов:
– Так, я человек военный. Говори два раза… и медленно.
Пендальф исподлобья уставился на разошедшегося царька:
– Не юродствуй. Че делать-то будем?
Рохляндский выскочка схватился за голову, изобразив на лице адские муки, и, доковыляв до кресла, рухнул в него, погрузившись в раздумья…
* * *
Банда Пендальфа шустро скатилась по лестнице и, расталкивая прохожих, бросилась по кривым улочкам к крепостным воротам еще до того, как на балконе королевской фазенды появился глашатай:
