— Тебя там видели!
— Я не виноват!
— Все улики против!
— Клянусь тебе, я не убивал!
— Я тебе не верю.
— Чем угодно поклянусь — меня даже рядом там не было!
— Майор Мур обещал…
— Я сам дам тебе десять золотых! Отпусти меня!
— Есть свидетели.
— Двенадцать! Это все, что у меня с собой есть!
— Хм, а может, ты и не врешь… Но если ты вернешься в город, тебя задержит первый же…
— Я не вернусь в город!
— Ну, хорошо. Снимай доспехи, давай деньги и дуй отсюда. Пока я добрый.
Задумчиво поглядев вслед удирающему со всех ног капралу, Серый уронил кирасу, поножи и наручи на дорогу, пару минут попрыгал на них, попытался разрубить шлем мечом — не получилось. Все равно довольный результатом, он быстро облачился во все это, порезал в нескольких местах рубаху и штаны, бросил в лицо несколько горстей пыли. Под дубом, в сумке, у него оставалось еще немного томатного соуса — в ход пошел и он. Закончив переодевание и макияж, Волк снова заглянул в зеркальце.
Из маленького кружка посеребренного с одной стороны стекла на него глянуло изможденное, покрытое коркой грязи, пыли и засохшей крови, лицо воина, узнавшего недавно и не понаслышке, что такое поражение, унижение и смерть.
— Гут, — удовлетворенно кивнул он сам себе, состроил скорбно-мужественную рожу зеркалу и подозвал коня.
Его харезматичное величество Шарлемань Семнадцатый прогуливались по саду, любуясь жар-птицей в лучах заходящего солнца, когда из-под куста папайи, раздавив ананас, несмело выступил капитан городского гарнизона. Его испуганный бледный вид говорил яснее всяких слов о том, что случилось то, для доклада которого королю предполагаемые вестники тянут спички, и что этот гонец вытянул короткую.
Все благодушие, если оно когда-либо и посещало Шарлеманя, улетучилось с пшиком, как Снегурочка над костром.
— Ну, что опять случилось? — задал он ненужный вопрос.
— Прибыл солдат из войска Айса, ваше величество, — выдавил из сухого шершавого горла капитан.
— Ну, и? — цвет лица короля медленно побагровел.
— Они сражались, как ль…
Тяжелый, как плита фамильного склепа, взгляд монарха парализовал речевые навыки офицера.
— Ну, и? — недобро повторил король.
— Полный разгром, — пискнул посланник и зажмурился, моля всемогущего Памфамира-Памфалона только об одной милости — провалиться сквозь землю прежде, чем разразится над его головой (и головами еще многих и многих, в то время как тела их будут находиться неподалеку) монархическая гроза.
— Гонца повесили? — прогремел первый раскат. Закат окрасился кровью.
— Так точно, ваше величество, — соврал офицер своему королю. Конечно, врать нехорошо, это внушали ему с детства, но ложь во спасение — это как бы и не ложь, а суровая необходимость, и к тому же они ведь действительно хотели повесить этого злосчастного солдатика, но он куда-то необъяснимым образом подевался в самый ответственный момент, а занять его место раньше времени капитану вовсе не желалось, и поэтому как-то само собой добавилось:
— С особой жестокостью. Отрубив предварительно голову.
— Хорошо. А вы что здесь делаете, рядовой? Позовите сюда кардинала Мадженту, быстро! По дороге к дворцовому палачу.
Набирающее силу утреннее солнышко пронзило своими лучами старые ставни, легкий сквознячок доносил до гостевых комнат неповторимый букет из красильни, а чисто вымытый, разомлевший со сна князь Ярославский лениво внимал из-под одеяла отчету Иванушки о том, как он провел три дня в его отсутствие.
— …ей-Богу, Сергий, вместо своей прогулки верхом тебе надо было остаться с нами и посмотреть город. Ты столько потерял! Даже я, уж на что много чего читал о Мюхенвальде… Да и вечерами тут ого-го чего бывало — Гарри швырялся деньгами направо и налево! Я предлагал заплатить — но он ни в какую! Говорит, что мы спасли ему жизнь, что мы — его гости… Даже неудобно… Надо будет его как-нибудь отблагодарить… А еще он вчера сводил меня в музей одной картины. Ты представляешь, огромный зал, а на стене висит загрунтованный холст в золоченой раме. Я сначала ничего не понял, а это оказалось самое знаменитое произведение Теодоруса — «Белый Квадрат»! Чуть не выставил себя посмешищем перед всей публикой — а ты же знаешь, что когда на тебе еще и эти вондерландские костюмы, то кажется, что все смотрят только на тебя… Ну, вот — этот шедевр — абсолютно белый квадрат на абсолютно белом фоне, и непросвещенному дилетанту кажется, что на полотне вообще ничего нет, но истинные ценители говорят, что если вы смотрите на картину Теодоруса и видите только белое полотно — вы смотрите не на картину Теодоруса. Во всем мире существуют только две авторские копии…
— А ты видел?
— Что?
— Ну, квадрат-то сам, что же еще.
— Да, естественно, хотя с первого раза редко кому это удается. Когда на нее смотришь под определенным, постепенно меняющимся углом, при определенном освещении, закрыв один глаз и прищурив другой, и быстро приближаясь-отдаляясь…
— …ты налетаешь на эту картину с размаху…
— …и тогда тебе начина… А ты откуда знаешь?! — ухватился за лоб Иван.
— Я что-то угадал?
— Д-да нет… — смущенно пожал плечами царевич. — Гм. Так о чем это я?
— Об угле.
— А, ну да. Так вот. Вондерланд — страна, углем небогатая, и поэтому все запасы этого топлива ей приходится закупать в Лотрании. Но, благо, зимы здесь короткие и не слишком холодные…
За окном из общего шума большого города — грохота копыт и колес по булыжной мостовой, окриков возниц, мерного топота городской стражи, зазывного речитатива бродячих торговцев, певцов и проповедников — выделился один — подъехавшей и остановившейся большой повозки, запряженной как минимум парой лошадей. Открылась дверца, откинулась лестница, вышел человек — один — и зашел в контору красильни.
— …башня была построена самим Джеронимо Куллиганом, она необычна даже для архитектуры нашего времени, а уж тогда и впрямь была чудом — злые языки говорят, что во время ее открытия, когда покрывало было сдернуто, вся она обрушилась, а остались лишь не убранные еще строительные леса, но архитектор сумел убедить тогдашнего Шарлеманя, что это леса были из камня, а сама башня так и была задумана — из металлических конструкций, и король подумал, и решил, что каменных башен в любом городе мира в изобилии, а…
Краеведческо-следопытческий доклад Иванушки был прерван нетерпеливым стуком в дверь, перемежающимся прерывистым дыханием.
— Войдите! — сразу же отозвался Волк.
— Это я, — влетел в апартаменты Санчес. — Там из дворца приехал барон фон Свиттер и хочет вас срочно видеть! По делу государственной важности! Срочно!
