И не успели друзья что-либо предпринять или крикнуть, как оказались отрезанными от внешнего мира кубометрами теплой грязной воды и холодного чистого камня.
— ……….!!!!! — сказал Волк.
— Не бойтесь, сэр Сергий — сейчас мы дадим сигнал, и все городские ворота закроются! Мюхенвальд и не такие осады выдерживал — по пять-десять лет! — и ничего!
— Десять лет!!! — Иван был сражен в самое сердце. Угодливое воображение, не откладывая дела в долгий ящик, быстренько принялось живописать их жизнь в течении десяти лет в стенах осажденного города, ежесекундно преследуемыми всеми более или менее сознательными гражданами столицы.
Царевич закрыл глаза и душераздирающе застонал.
— Послушайте, ребята, — обратился Серый к стражникам. — Ваш враг приближается только с одного направления. А нам надо срочно отбыть в Лукоморье. Во имя нашей старой дружбы, не могли бы вы подать сигнал остальным воротам, скажем, на полчаса попозже? А еще лучше — минут на сорок? По причине того, что вы были в трактире — пили за здоровье принца Джона Лукоморского?
В руках у солдат как по мановению волшебной палочки оказалось по золотому.
— Предупреждать о появлении врага — наш долг.
— Но чего не сделаешь…
— Во имя старой доброй дружбы!
— И принца Джона!
— Виват!
— Время пошло!
— Иван, пришпоривай!!!
Люди, окна, дома, переулки, улицы, боль в отбитом заду, боль в исклеванных пальцах, боль в немеющей руке, сжимающей прут злополучной клетки — говорил ведь Сергий — брось ее, говорил — поедем по Лукоморской дороге, на горшке таких стратегов душить надо… Только бы успеть… Нет, только бы не упасть, не уронить эту проклятую клетку… Только бы до вечера дожить… — все сливалось в одну бесконечную круговерть, от которой темнеет в глазах и в голове мозги превращаются в кашу. Хоть польза от них какая-то будет, наверняка сказал бы Волк… Только бы не отстать от него… Не потерять из виду… Волк! Подожди меня!.. Я больше не могу!.. Я не могу!.. У меня ничего…
— Вон они!
— Держи их!!
— Хватай!!!
«Где-то это я сегодня уже слышал…»
— Иван!
— Сергий!
— Скачи к воротам! Я их задержу!!!
— Нет!
— Скачи быстрее!!!
— Нет!!!
— Проваливай отсюда!!!
— Нет!!!
— НЕ МЕШАЙ МНЕ, ИДИОТ!!!
— НЕТ!!!!!
Может быть, на препирательства были потеряны и без того скудные драгоценные секунды. Может, их у друзей не было и вовсе. Этого им было уже никогда не узнать, потому что волной цунами накатила на них толпа королевских гвардейцев, и океан стали и ненависти с торжествующим ревом сомкнулся над их головами.
* * *
Иван открыл глаза и понял, что ослеп. Вокруг было темно, хотя он ясно помнил, что буквально несколько минут назад…
И тут воспоминания о событиях этого дня, нелепых, сумбурных, дня, начинавшегося так хорошо, и заканчивающегося… закончившегося… продолжающегося…
Какое сейчас время суток?
Какой сейчас день?
Где я?
Где Жар-Птица?
Где Сергий?
— Сергий! — в панике выкрикнул он.
— Сергий!!! — острой болью вспыхнуло и эхом прогрохотало то ли во всей Вселенной, то ли в его голове.
И тишина.
Иван попробовал пошевелить рукой. Рука послушалась, поскребла пальцами по чему-то тепло-холодному, похожему на толстые мягкие иглы.
Солома? А под соломой? Камень…
Тюрьма. Знаменитые казематы Шарлеманей. «Не та достопримечательность, которую я хотел бы когда-нибудь осмотреть. Таким вот образом. Хотя дорого бы я дал, чтобы ее ОСМОТРЕТЬ».
Иванушка, кряхтя и морщась от боли в различных помятых частях тела — по крайней мере, болит все — значит, все на месте — опираясь на локти и колени, попробовал встать. «Странно,» — думал он, — «единственное, что у меня не болит — это глаза. И, тем не менее, я ничего не вижу. По идее, ведь в любой тюрьме в любой камере должно быть окошко? Или не должно? Или сейчас просто ночь?.. И где Сергий? Он встретил их первым, лицом к лицу, с мечом в руке… Но их было, казалось, несколько сотен… А потом они смяли его и набросились на меня.»
— Сергий!!! — в этот раз он услышал себя. Но только потому, что прислушивался. Из шершавого пересохшего горла с тихим свистом вырвался шершавый шепот.
И снова тишина.
Где он? Погиб? Или в другой камере? Или… убежал?.. Нет, это было невозможно. Я же видел, как над ним занесли десятки мечей… И он упал замертво… Погиб, пытаясь защитить меня… Это я виноват… Если бы я не предложил этот дурацкий маневр!.. Идиот!!! Господи Боже, ну почему я такой идиот!.. Но тогда идея казалась такой умной… Такой хитрой… А он был против… А я сказал, что хоть раз он должен позволить мне… А он… А я… А потом…
И тут Иванушка почувствовал такое вселенское горе, такую внезапно разверзшуюся вокруг него пустоту, где — плоское и нереальное — было все, но больше не существовало его единственного верного друга, что ткнувшись лицом в прелую солому, горько заплакал.
Когда слезы, наконец, иссякли, и он, опустошенный, ничком растянулся на полу, ему вдруг послышалось, что его кто-то негромко зовет.
— Сергий!!! — не веря себе, задохнулся от счастья Иван.
— Где ты? — выкрикнул он. — Ты где?
— Ползи по полу, — донеслось до него откуда-то снизу. — Тут у стены есть желоб с водой. Он идет через все камеры.
И только теперь Иванушка услышал, как тихонько даже не журчит — а шелестит — вода где-то совсем рядом.
Он послушно опустился на колени и пополз на звук, ощупывая все перед собой руками.
А вот и тот желоб. И, судя по запаху, в нем была не только вода.
Пожалуй, искать туалет в этой камере будет бесполезно.
— Сюда, сюда! — опять донеслось до него.
Ага, справа.
— Я здесь! Я иду!!!
И, тщательно стараясь не задевать ни желоб, ни его содержимое, царевич быстро пополз на голос.
Путешествие его окончилось через два шага.
Как от посыпавшихся искр не загорелась солома, Иван так и не понял.
Держась одной рукой за пострадавшую макушку, царевич снова позвал:
— Сергий! Ты где? Там?
За стеной сначала раздалось короткое молчание, а потом ответ:
— Меня звать не Сергий.
Мир, только-только начинавший воскресать для Иванушки, снова обрушился на него, как карточный домик. Сложенный из карт, каждая из которых весила как бетонная плита.
