Умяв полбуханки и пожалев, что воды у них оставалось так мало — придет царевич, захочет попить, а ему не хватит — отрок Сергий перевернулся на левый бок и постарался уснуть — ведь предыдущей ночью вздохи соланского принца лишили его не только аппетита, но и сна.
Но ему не удалось даже задремать.
— Блямс! — осыпалось где-то совсем рядом стекло.
И то ли послышалось, то ли почудилось:
— Сергий…
То ли шепот, то ли стон…
Волка как пружиной подбросило:
— Иван?.. Иван!.. Иван…
Там, внизу, на балконе, на куче битого стекла, лежал, вздрагивая, Иванушка, и глаза его были закрыты.
Как он вытащил царевича с балкона, умудрившись не покинуть полностью ковер, Серый так потом понять и не смог, хотя в тихие часы перед сном иногда и пытался восстановить эти события в своей памяти. Сумел он вспомнить только, как крикнул ковру — «Погнали отсюда!», свист солнечного ветра в ушах, да недвижимое тело царевича на руках.
Картина пронзительной трагичности, если бы не храп.
— Чтоб тебе пусто было, Иван-царевич! Проснись! Проснись же! А ну, проснись, тебе говорят!!! — Волк изо всех сил мял, тряс и тормошил Ивана, но тот и глазом не моргнул.
— Ты что, разыгрывать меня вздумал? Да, Иванушка? Ха-ха, я попался. Иван, вставай! Я тебе поверил! Да вставай же!.. Что же это с ним… Что у них там случилось?!.. Иван! Дурацкие твои шутки! Ну, сейчас ты у меня вскочишь… Королевич Елисей — болван, придурок, валенок лукоморский!.. Иван!.. Спит… Ах, чтоб провалился этот Орландо со своей зазнобой… Не хотел ведь я тебя туда пускать… Как чуял ведь…
— Куда летим-то, достопочтенный? — не выдержал ковер. — Определитесь сразу, а то потом ведь порешите, что не туда летели, а кому в такую даль везти вас обратно, а? Мне ведь уже не триста лет, не половичок уж поди.
— Чево? — недопонял Серый, некстати отвлеченный от своих горестных мыслей.
— Садиться где будем, говорю!
— Там, — раздраженно ткнул пальцем себе под ноги Волк. — Хоть где. Найди ровное место и сядь. Привязался на мою голову!
— Ах, привязался… Ну, хорошо, — пробормотал ковер и сделал все, как ему было сказано — быстро нашел превосходно ровную поляну и сел.
Не остановило его даже присутствие на месте посадки маленькой избушки.
Хлоп. Бух. Шмяк.
— Хррр…
— Ах ты, тряпкин сын!!!
Серый вскочил, яростно вращая глазами и потирая отбитый бок.
С двускатной крыши, откуда они только что двое и скатились, как черкасское седло со спины тощей коровы свисал их ковер. И если бы Серый мог поверить в это, он бы сказал, что тот удовлетворенно ухмылялся.
— Ну, я тебе еще покажу, одеяло лоскутное! — и, взмахнув многообещающе кулаком и перепрыгнув через поверженную трубу, помчался на храп искать царевича.
Долго разыскивать того не пришлось — он лежал у противоположной стены домика, под крошечным окошком, на маленькой аккуратненькой клумбочке, аккурат посредине, подложив ладошки под щеку, и чему-то счастливо улыбался во сне.
Не долго думая, Волк стукнул в стекло.
— Эй, дома есть кто?
Молчание было ему ответом.
— Эй, хозяева! Не бойтесь! Это мы тут нечаянно!
От второго стука стекло, глухо хрупнув, сломалось.
— Еще лучше… — мрачно пробурчал Серый, осторожно вынимая осколки из рамы. — Теперь только стену повалить осталось — и… и…
Пальцы стали липкими.
Озадаченный разбойник оглядел их со всех сторон — крови, вроде, нет — и, на всякий случай, лизнул.
Барбарис? Дюшес?
Мятная!
Он лизнул еще. На этот раз — стекло.
Так и есть. Леденец. В мармеладной раме. С карамельным наличником. И стены — из пряников «Белочка» с паклей из сахарной ваты между коврижками. Траля — ляля — ляля. А я сошла с ума. Какая досада.
Серый изо всех сил зажмурился, потряс головой, снова растопырил глаза — ничего, и даже хуже. Теперь на краю опушки показалась еще и маленькая старушка в черном.
«Шоколадная, наверно. С апельсиновой начинкой,» — истерично хохотнул про себя Волк, последним отчаянным усилием протирая рукавами очи.
Не помогло.
— А, вот и гости ко мне пожаловали, как с неба свалились, — улыбнулась старушка, и удивительно легко для ее возраста ступая, уверенно зашагала к путешественникам.
— Извините, пожалуйста, — беспомощно развел руками Серый. — Мы тут на ваш торт маленько упали…
— На мое… что?
«Старческая тугоухость», — мгновенно поставил диагноз Волк и проорал:
— МЫ ТУТ НА ВАШ ТОРТИК ПРИЗЕМЛИЛИСЬ НЕЧАЯННО!
— И незачем так кричать, молодой человек, — обиженно заявила бабулька. — Во-первых, я не глухая, а во-вторых, это не мой тортик…
— А чей?
— ЭТО НЕ МОЙ ТОРТИК, ЭТО МОЙ ДОМ, К ВАШЕМУ СВЕДЕНИЮ!
— Ну все равно, по-моему, ничего серьезного тут не сломано, чего нельзя было бы поправить за месяц-два ремонта, — вежливо выразил надежду отрок Сергий.
— А что это такое там на крыше? Очень веселенькая расцветочка, конечно, но…
— Не волнуйтесь, сейчас все исправим! — засуетился Серый и дернул ковер за свисающие почти до окошка кисти.
Раздалось шершавое «Ой!», и ковер с грохотом и остатком трубы обрушился на землю, прикрыв собой Ивана.
— Ой, — повторил за ковром Волк и развел руками. — Но не волнуйтесь, сейчас все исправим!..
— Не надо! — испуганно пискнула старушка. — Не надо. Я сама. Потом. Когда вас провожу.
— Уже уходим, — поспешил ее успокоить Серый. — Ну, Иванушка, раз-два-взяли! — и он, подхватив царевича под мышки, поволок его с клумбы, сея среди цукатных фиалок и желатиновой травы смерть и разрушение.
— Мои цветы! — отчаянно всплеснула руками бабулька. — Мои узамбарские фиалки! Из самого Узамбара!.. А что это с вашим другом, молодой человек? Он умер?
— Умер?! — Серый в панике заглянул Иванушке в лицо. — Да нет же… Почему вы так решили?
— Да потому, что с больными и ранеными так не обращаются, а спящий… спящий…
— Что — «спящий»? — впился глазами в лицо старушки Волк. — Что — «спящий»? Что вы хотели сказать? Вы что-то знаете?
— Извините, что я вмешиваюсь, конечно, молодой человек, но ваш друг, случайно, не принц?
— Ну, вроде того… Он царевич. А что?
— Тогда все понятно. Он хотел поцеловать принцессу Оливию, не так ли?
Мысль о том, чтобы Иван захотел кого-либо поцеловать, кроме своего коня, Волка изрядно развеселила.
