Александр Павлович подтянулся и кивнул.
— Вы покидали отделение?
— Да. Около двух часов ночи меня вызвали в приемное отделение.
Следователь удовлетворенно замычал, зная уже, что Кумаронов был, согласно предварительному заключению эксперта, убит приблизительно в это же время.
— Расскажите подробнее, — велел следователь. — Зачем вас позвали? Кто конкретно?
Прятов застенчиво улыбнулся и развел руками:
— Я и сам не пойму. Это была какая-то ошибка. Или чья-то дурацкая выходка. Я спустился вниз, но мне сказали, что я им не нужен. Я прошелся по кабинетам, поискал — мертвая тишина…
Он рассказывал возбужденно, в неподдельном волнении.
— Кто, по-вашему, мог сделать ложный звонок?
Александр Павлович вскинул брови:
— Да кто угодно. Здесь такой бардак… Даже больные могли подшутить. Нет, что это я — наверняка больные… Они однажды добрались до громкой связи в гинекологии и всем велели явиться в ординаторскую без трусов…
Следователь не улыбнулся, только вздохнул.
— И сколько времени вас не было?
Александр Павлович пожал плечами.
— Полчаса. Сорок минут…
— Сорок минут ходили по кабинетам?
— Я постоял в вестибюле, подождал — мало ли что… Покурил в туалете…
— Кто-нибудь может подтвердить, что вы именно постояли и покурили?
Прятов задумался.
— Сестры приемного покоя… я же говорил с ними, когда спустился.
— Когда спустились, вот именно. Вам ответили, что вас никто не звал. А дальше? Эти сестры — что, пошли с вами по кабинетам? И в туалет с вами пошли курить?
— Нет, — Прятов опустил голову и уставился в пол. — Обычно они ходят, но на этот раз не пошли. Я был один.
Он подумал о гинекологе, которого видел в смотровой, но тот был настолько занят, что на него нечего было надеяться.
— А вы их звали с собой?
— Не звал, к сожалению.
— Понятно. Кем был принят звонок?
— Медбратом, его зовут Михаил.
— Вы сами не разговаривали с тем, кто вас якобы вызвал?
— Нет, только он. По местному телефону.
Следователь перевернул лист и задумался.
— Что вы можете сказать о поведении вверенной вам палаты в ночь вашего дежурства?
— Все было тихо.
— Вы заходили внутрь проведать больных?
— Нет, не заходил.
— Почему? Это ведь входит в ваши обязанности?
— Не совсем так, — лицо Александра Павловича пошло красными пятнами. — Среди них нет острых больных, требующих постоянного наблюдения. Им оказана помощь, они проходят стандартный курс планового лечения. Никого не лихорадит, ни у кого не расстроен кишечник. Не было никакой надобности заходить и проверять. Когда кто-то нуждается в наблюдении, мы так прямо и пишем в истории болезни, в листе назначений: наблюдение дежурного врача.
— А кто писал назначения для девятнадцатой палаты? Не вы ли сами?
— Я сам.
— Понятно. Значит, вы самостоятельно решали, кого вам наблюдать, а кого — нет?
— Получается, что так.
— Хорошо, — следователь подробно все записал. — А как же соблюдение режима? Точнее, его нарушение? Давайте говорить начистоту: дело выглядит так, что ночью в отделении состоялась пьяная ссора, и кто-то ударил вашего больного бутылкой по голове, в туалете. Как же могло получиться, что вы не в курсе?
— Было очень тихо, я повторяю, — не сдавался Прятов. — Насколько я понимаю, все произошло, пока меня не было. В отделении оставался средний персонал: медбрат и медсестра. Спросите у них.
— Спрошу, — зловеще пообещал следователь. — Что вы можете показать о потерпевшем?
— Ничего ценного, — быстро ответил Александр Павлович, думая о жалобе — успел ее написать Кумаронов или нет? Отправить по назначению, судя по поведению Дмитрия Дмитриевича, не успел точно.
— Вот это уже странно, — нехорошо улыбнулся тот. — Вы же его лечили!
— Довольно недолго, — парировал Прятов. — За пару дней человека не узнаешь. Или вас, может быть, диагноз интересует? Анализы? Лечение?
— Диагноз мне уже известен, — покачал головой следователь. — Меня интересует личность и ваши отношения с этой личностью. Неужели у вас даже первого впечатления не осталось?
— Нет, — как можно суше ответил Александр Павлович. Он очень глубоко переживал происходящее и сжал кулаки. Следователь покосился на них:
— Почему вы нервничаете?
— Собираюсь с силами, — измученно повинился Прятов. — Я все-таки с дежурства. Доктор не лошадь.
— Понимаю. И все же — как насчет первого впечатления?
— Если вы о личности, то оно, повторяю, довольно блеклое. Человек, как человек… — Он чуть было не брякнул, что Кумаронов был блатным, но вовремя сообразил, что вывести это следователь никак не мог сам, так как Кумаронов попал в общую палату. И просвещать следователя ни к чему, иначе можно навредить Николаеву и Васильеву. Тогда ему точно конец.
Следователь с минуту подумал.
— В отделении не было посторонних? — спросил он резко. — Вы никого не встретили? Родственники, гости из других отделений?
Прятов решительно отвечал, что посторонних не было.
— Распишитесь, — приказал гость.
18
Следующей была допрошена Марта Марковна, которая не сообщила ровным счетом ничего, но чем-то расположила к себе следователя.
Он откинулся на спинку стула и даже немного отъехал на нем из-за стола, наслаждаясь искренним волнением Марты Марковны. И начал беседу со своего излюбленного вопроса: что, дескать, она может рассказать по сути дела?
Та схватилась за свою областную мясомолочную грудь.
— А что я? Я-то что знаю? — спросила она испуганно. — Вон у них спрашивайте! — Марта Марковна свела глазки в кучку и указала пухлой рукой на дверь. — Такая пьянь, такая сволочь, все до единого, не люди, а скоты!..
Следователь согласно кивал, сдержанно улыбаясь.
— Ну а все-таки? — повторил он настойчиво. — Не ссорились, не дрались между собой?
Марта Марковна испуганно замахала руками.
— Я что им, сторож? Избави бог! Каждое утро выгребаем эти проклятые пузырьки, и когда же они все упьются…
Следователь остановил ее жестом.
— Хорошо, — он вновь улыбнулся, и видно было, что эта гримаса ему непривычна. — А что вы скажете о вашем молодом докторе?
— Молодой, — с готовностью кивнула старшая сестра. — Образованный. Вежливый и культурный, со всеми на "вы". Ни разу пьяным не видела, ни разу запаха не учуяла…
