Егор начал закипать.
— Слушайте, вы! — крикнул он, снова невольно вспоминая бессмертный текст Киплинга: — Весь этот собачий лай ни к чему. Я был готов стать вашим братом, но теперь я стану звать вас собаками, как и следует человеку. Я ухожу от вас к своему народу! Джунгли теперь закрыты для меня, но я буду милосерднее вас. Я не предам вас людям, как вы предали меня. Между нами не будет войны. Однако нужно заплатить долг, прежде чем уйти... Маугли, смотри, сейчас я покажу тебе, что такое Красный Цветок! Кстати, весь этот текст должен был произносить ты.
Егор толкнул костер ногой, и вверх полетели искры. Волки отшатнулись. Тогда он сунул в огонь сухой сук, так что мелкие ветки вспыхнули и затрещали, и завертел им перед собой, разгоняя ощетинившихся от страха зверей.
— Бей их! — подпрыгивал рядом шустрый мальчишка.
— Вот так и вот так бьем мы оборзевших собак, когда становимся людьми! — орал разошедшийся Гвидонов, раздавая удары направо и налево. Скуля и подвывая от ужаса, волки бросились прочь — спасать опаленные шкуры.
Поле боя опустело.
— Как думаешь, они не вернутся? — спросил Маугли.
— Пусть только попробуют. Уж я затолкаю им в глотку Красный Цветок. — Егор, остывая от битвы, опустился на корягу.
— Багир, а почему ты сказал, что ругаться на волков должен был я?
— А кто из нас Маугли? — усмехнулся Гвидонов. — Эх, Маленький Брат, тебе еще учиться и учиться. Вот вернемся домой... — Он неожиданно замолчал. — Кстати, а как это ты оказался посреди джунглей? Тигр унес?
— Что ты, — испугался Маугли. — Пошел прогуляться с верховным жрецом, а потом от него сбежал.
— Почему?
— Не понравилось выражение его физиономии.
— Хитро, — покачал головой Гвидонов. — А как думаешь действовать дальше?
— Ну ты ведь отведешь меня домой? — простодушно улыбнулся ребенок.
— Еще бы знать, в какой стороне этот дом...
— Какая разница! — Малыш сладко зевнул и свернулся калачиком. — Разбуди, если будет что-то интересное, ладно?
Егор взглянул на худенькое голое тельце:
— Эх, Маленький Брат, а ведь я же тебя последней рубашки лишил! — Он стянул с себя одежду и прикрыл Сонькиного сына. — Спи, божественный Мозгопудра.
Мальчишка его уже не слышал. Егор подкинул в костер еще веток. Его ожидало долгое ночное дежурство. Подперев голову рукой, Гвидонов смотрел на огонь и думал о том, где сейчас могут быть его друзья.
Сонька металась по храму, не находя себе места от волнения. До темноты известий о судьбе ее сына так и не поступило. Жив ли он? Неужели мальчику придется заночевать в джунглях? Нет, Гвидонов не настолько безумен, чтобы повести ребенка прямо в когти голодным хищникам. Тогда где же он прячется? Нашел приют в городе? Или отправился прямиком в свое время, демонстрировать малыша сотрудникам НИИ?
Соньку бросило в жар. Отыскать бы их машину времени да устроить там засаду... Грудь богини любви неожиданно завибрировала. Сонька сунула руку за пазуху и извлекла на свет три мини-рации, отобранные у бесчувственных пленников. По крошечным экранчикам бежала идентичная строка:
«Центр — мудрецам. Почему пропустили еже, дневную связь? Все ли в порядке? Ответить немедленно».
— Начинается, — сквозь зубы процедила Сонька и вдруг радостно вспыхнула: в Центре ничего не знают! Значит, Васька не попал в ИИИ!
Она внимательно осмотрела рации, выбрала ту что принадлежала Сыроежкиной, и осторожно набрала ответ:
«Мудрецы — Центру. Извините, заработались. Больше не повторится».
«Почему не откликаются остальные?» — не унимался передатчик.
«Вероятно, еще заняты», — выкрутилась Сонька.
«Чем?» — припечатал незнакомый радист.
— Вот ведь зараза! — выругалась Сонька и в сердцах отстучала:
«Получают конфиденциальную информацию от рупаджив. Меня с собой не взяли. Сижу грущу. А как дела у вас?».
Передатчик на минуту замолчал, а потом выдал неожиданное признание:
«Мне тоже не очень весело на ночном дежурстве».
Сонька фыркнула в кулак. Доклад Центру сворачивал в любопытном направлении.
«И у нас ночь...» — кинула она пробный камень. Незнакомый радист немедленно отозвался:
«Я знаю. Вы уже напали на след Сони?».
Вот ведь незадача! Ему о романтике, а он мордой об стол.
«Нет», — отрезала она.
«Доложите обстановку более детально», — настаивал передатчик. Ах так? Ну что ж, сам напросился! Сонька коварно улыбнулась и начала:
«Обстановка моей комнаты проста. Зеркало, свеча, низкая кровать. В окно заглядывает полная луна, я совсем одна. Подхожу к кровати. Снимаю с рук тяжелые браслеты...».
«Какие браслеты? — замигал передатчик. — Ничего не понимаю, выражайтесь конкретнее».
«Золотые, с зелеными изумрудами, — невозмутимо продолжила Сонька. — Теперь я начинаю разворачивать сари...».
«Варвара, вы ли это?» — возопил незнакомый радист.
«Я пышная блондинка с голубыми глазами», — гордо ответила Сонька.
В эфире повисла продолжительная пауза. Затем экран рации снова засветился:
«Варвара, к чему такая конспирация? Здесь все свои».
«Извините. Хотела вас позабавить».
«У вас это здорово получается. Так что там насчет браслетов?».
Сонька расхохоталась.
«Браслеты с тихим звоном падают на пол. Сари волной соскальзывает к моим ногам. Переступаю легкую ткань и опускаюсь на край кровати. В зеркале отражается...».
«Шухер! — замигал передатчик в аварийном режиме. — Идет начальство. До связи, Варвара! Я попрошу оставить меня на вторую смену».
Сонька спрятала рации на место. Первый контакт с Центром установлен. Не так уж это и страшно. Она им поморочит головы, будьте уверены. Лишь бы скорее нашелся Васятка...
Егор разбудил Маугли на рассвете. Они дружно доскребли остатки жаркого из панциря черепахи и собрались в путь.
— Жалко тушить огонь, — произнес Маугли. — Очень он нам вчера помог.
— Это говорит человек! — восхитился Егор. — Ты прав, Маленький Брат, нам не стоит расставаться с огнем. Возьмем его с собой.
— На палке?
— Нет, на палке неудобно. Киплинг утверждает, что люди носят горячие угли в оплетенных горшках, выложенных изнутри глиной.
— Кто такой Киплинг?
— Человек, который потом опишет твои приключения.
— А, еще один жрец, — разочарованно протянул Маугли.
Егор сплел нечто вроде авоськи из гибких стеблей, погрузил туда панцирь черепахи и размазал по донышку немного грязи. Труднее всего оказалось перекладывать угли. Наконец Красный Цветок был упакован. Егор вставил в глаза линзы зоотранслейтора, заморгал — и вдруг охнул от досады:
