— Люська! — заревела я. — Очнись немедленно! — я изо всех сил трясла ее за плечи, и ее голова моталась, как у тряпичной куклы. Это было страшно.
Манка тоже заплакал, а Вицемир обессиленно опустился рядом с нами. Я лихорадочно пыталась прощупать ее пульс, но не находила его.
— НЕТ! — заорала я и что есть силы треснула кулаками по земле. — Ты не можешь так со мной поступить! Вернись немедленно! — безнадежное отчаяние охватило меня, и я рухнула возле бездыханного тела подруги.
— Лера, — тихо сказал Вицемир, осторожно коснувшись моего плеча. — Успокойся…
— Успокойся? Успокойся?! — взвизгнув, перебила я его, и мое тело затряслось от рыданий.
Я не помню, что было дальше, наверное, я вырубилась, организм включил защитную реакцию, иначе моя психика не выдержала бы такого потрясения.
Когда мои глаза открылись, было уже утро. Я мгновенно вспомнила, что произошло вчера, и мое сердце вновь сжалось от боли утраты. Люси больше нет, нет моей любимейшей подруги, этой задорной девчонки, порой капризной и ворчливой, порой озорной и шаловливой, словно ребенок, но такой родной и близкой мне. На моих глазах снова выступили слезы. Я огляделась. Тело подруги было прикрыто листьями, и от этого мне стало еще горше. В моей душе образовалась какая-то пустота и безразличие ко всему. Меня больше ничего не волновало, осталось только одно равнодушие.
Я сидела, обхватив колени руками, раскачиваясь взад-вперед, а по моим щекам катились непрерывно слезы, и в этот самый момент я услышала голос, ее голос, такой любимый и желанный:
— Нет, вы посмотрите на нее! Стоило мне отлучиться ненадолго, как она совсем от рук отбилась! Сидит здесь, понимаешь, воду только зря льет!
Неужто у меня начались слуховые галлюцинации на нервной почве? Или Люська все же жива, а мы ошиблись, приняв ее глубокий обморок за смерть?
Я осторожно покосилась на прикрытое листьями тело подруги. Да нет, оно по-прежнему лежит на месте, а вот ее голос раздается откуда-то сверху, опускаясь все ниже и ниже. Я задрала голову и увидела Люсю, спускавшуюся ко мне по воздуху, словно по ступенькам. Она была вся такая прозрачная…
— Ты что здесь делаешь? — опешила я. Тоже мне, нашла что спросить! Я ничего не понимала.
— А ты мне, значит, не рада? — она поравнялась со мной и уперла руки в бока.
— Нет, рада, конечно, — запинаясь ответила я. — Но… ты же вроде как умерла? Или нет? — неуверенно добавила я. — Почему ты не в раю?
Почему-то я была уверена, что нам с Люськой после смерти только там уготовано место.
— Меня не пускают в рай, — вздохнула она.
— Это еще почему? — меня не отпускало какое-то странное ощущение неправдоподобности происходящего.
Я разговаривала с Люськой, вернее, с ее бесплотным духом, а сама она, ее тело, находилось подле меня.
— Они говорят, что я не умерла. Якобы меня нет в записях. Одним словом, и там тоже бардак.
— Как это нет в записях? — машинально повторила я.
— Нет, и все, — Люська, вернее, ее призрак возмущенно пожал плечами.
Я задумалась, не зная, что сказать, а Манка робко подал голос:
— А они хорошо проверяли? Или, может, запись о тебе находится в другом месте?
— Это еще в каком таком другом месте? — набычилась Люся.
— Ну… кхе… в аду, — совсем тихо пискнул он.
— Ах ты, мерзкая букашка! — взорвалась она. — Да я ж тебя! Да ты ж у меня!
Наконец-то! Узнаю свою любимую подругу.
— Тише! — прикрикнул Вицемир. — Люся не умерла.
Мы ошеломленно вытаращили глаза, а защитник, овладев нашим полным и безраздельным вниманием, продолжил:
— Это заклинание, которое вчера успел выкрикнуть перед смертью Грешник, как бы вызывает смерть и в то же самое время — нет. Тело умирает, но мнимой смертью, а душа же покидает свое тело, освобождаясь от всех грехов.
— Как-то ты все туманно объясняешь. Разве это плохо, когда душа освобождается от грехов? В самый рай ей тогда дорога. Почему же ее не впускают туда? А если Люся умерла только мнимой смертью, то почему бы ее душе не вернуться обратно в тело? Вот ведь она — ее душа и вот тело, — покачала я головой.
— Вообще-то я пробовала, но у меня ничего не вышло, — неохотно призналась подруга, — а почему — не знаю.
— Да потому что, возжелав отдать свои грехи, чем и успел воспользоваться один из Грешников, ты обрекла свою душу на вечное скитание, ибо безгрешная, она никогда не сможет вернуться в свое тело. Тебе надо вернуть свои грехи.
— А если я не смогу их вернуть, что будет со мной? — обеспокоенно спросила она.
— Тогда ты вечно будешь обречена скитаться по земле в теперешнем своем призрачном обличье. В рай тебя не возьмут, потому что фактически ты не умерла и не умрешь никогда, твое тело находится в коме — на зыбкой границе между жизнью и смертью. Так что у тебя есть два варианта: либо ты находишь свои грехи и, вернув их, возвращаешься в свое тело, либо мы пристраиваем тебя в какой-нибудь старенький замок, где ты будешь изображать чье-нибудь фамильное привидение. Кстати, я даже знаю некоторых неудачников, так и не нашедших своих грехов. Они весьма неплохо устроились в развалинах старинных замков, где и развлекаются кто как может, представляя то добрых, то злых призраков. Сами слагают о себе легенды и распускают слухи о них. По-моему, они очень довольны своей судьбой и неудачниками себя уже не считают.
— Но почему монстры просто не убивают, чтобы забрать грехи жертв? — перебил Вицемира Манка.
— Потому что у мертвых они не смогут их забрать, — терпеливо объяснил Вицемир. — Со смертью грех исчезает.
— А где же мне искать свои грехи? — прохныкала Люся.
— В замке Грешников.
— А как мы найдем именно ее грехи? — спросила я. — Или их сортируют по баночкам и пакетикам и поименно подписывают?
— Да уж как-то не хочется брать на себя чужой груз, — кивнула подруга.
— Когда мы войдем в комнату, где хранятся грехи, они сами тебя найдут, — успокоил защитник.
— А с моим телом за это время ничего не случится? — встревожилась Люська, оглядевшись по сторонам. — Если его кто-нибудь подъест, оно умрет?
— В том-то и дело, что нет. Даже если от него ничего не останется, будет считаться, что оно все равно есть, просто ты не сможешь в него вернуться. Ни в рай, ни обратно в тело.
— Какой кошмар! — она всплеснула руками. — А что же тогда делать? Может, пока мы с Леркой сходим за моими грехами, Манка постережет мое тело? Я за него все же беспокоюсь! Оно мне очень нравится, да и привыкла я к нему, сроднилась даже.
Вицемир покачал головой:
— Я сделаю лучше: наложу на него заклинание и его никто не обнаружит.
— А точно никто не обнаружит? — все еще беспокоилась моя неугомонная подруга, вернее, бестелесный дух ее.
