Разведчик собрался до предела, стараясь четко держать линию разговора и быть готовым к любому ее излому.
— Избиение гугенотов в ночь на двадцать четвертое августа тысяча пятьсот семьдесят второго года принесло герцогу Гизу популярность среди французов, и в особенности среди парижан, чем он не замедлил воспользоваться сразу же после смерти Карла Девятого и вступления на престол его брата Генриха Третьего, последнего монарха из династии Валуа. — Кардинал продолжал разматывать нить исторического повествования, пока что не обозначив, правда, его цели. — Он довольно грамотно рассчитал свои силы и даже сумел вынудить короля Генриха Третьего бежать из Парижа. Не учел он только одного… — Ришелье вдруг прервался и со значением посмотрел на д'Артаньяна. — Он не рассчитал того, что законным наследником престола Франции в это время был не он, а Генрих де Бурбон, король Наваррский, отец нашего нынешнего государя — Людовика Тринадцатого. Однако большая часть французов, в отличие от герцога, этого не забыла, в результате чего династия Гизов не просто в очередной раз оказалась далеко от престола Франции, но была повергнута в прах, лишившись своих лучших представителей, а также шансов вновь стать той грозной силой, какую она представляла в минувшее столетие. — Завершив свой монолог, кардинал резко развернулся к д'Артаньяну и заглянул разведчику в глаза. — Скажите, шевалье, какой вывод лично вы можете сделать из этой истории?
В очередной раз склонив голову перед непреодолимым напором его взора, псевдогасконец ответил:
— Ваше высокопреосвященство, мой вывод из этой истории таков: король есть помазанник Божий. И никто из простых смертных, сколь бы много он о себе ни возомнил, не имеет права идти против его воли. Ибо идти против воли короля — все равно что идти против воли Господа Бога!
Кардинал внимательно выслушал его и благосклонно кивнул:
— Шевалье, я все сильнее убеждаюсь в том, что вы человек умный и рассудительный. Печальная история дома Гизов, чья звезда вспыхнула весьма ярко, но закатилась очень быстро, иллюстрирует ту нехитрую истину, что во Франции, как и в любом другом государстве, недопустимо двоевластие. Только лишь абсолютная и безраздельная власть одного человека может предотвратить смуту и междоусобицу в королевстве. Только при таком порядке вещей государство может жить в мире и покое, двигаясь по пути процветания. Не так ли… господин д'Артаньян?
Ришелье впервые назвал его по имени, и разведчик, не ожидавший этого, немного опешил.
— Я ведь не ошибся? — Кардинал едва заметно усмехнулся. — Вы шевалье д'Артаньян, год назад прибывший в Париж из Гаскони и поступивший на службу в гвардейскую роту господина Дезессара?
— Ваше высокопреосвященство совершенно правы. — Псевдогасконец низко поклонился.
Он не успел выпрямиться, как Ришелье протянул ему правую руку, украшенную дорогим печатным перстнем, снова заставив принять подобострастную позу и приложиться губами к своим тонким, нервным, аристократическим пальцам.
Запечатлев уважительный поцелуй, д'Артаньян распрямился и выжидательно уставился на кардинала.
— Я давно наблюдаю за вами, шевалье, — молвил тот. — И чем дальше, тем сильнее ощущаю необходимость в личной встрече. Однако ваша служба, а также ваши… путешествия все время оттягивали этот долгожданный момент, но теперь! — Кардинал сделал широкий жест, приглашая своего гостя проследовать в глубь комнаты. — Но теперь вы здесь, и мы можем наконец поговорить по душам. Не так ли?
Д'Артаньян поклонился, не видя нужды сотрясать воздух словами.
— Ну а чтобы разговор наш шел веселее, я предлагаю выпить по бокалу шампанского и сыграть партию в русские шашки! Вы играете в русские шашки, д'Артаньян?
Идеально гладкий пол внезапно подставил разведчику подножку, заставив его запнуться. Сердце забилось в груди пойманной в силок перепелкой, а дыхание рухнуло, поскользнувшись на омерзительном сгустке слизи, запечатавшем горло.
Неимоверным усилием воли взяв себя в руки, д'Артаньян откашлялся, прочищая горло, и переспросил, молясь, чтобы голос не отразил ураган эмоций, захлестнувший его душу:
— Простите, ваше высокопреосвященство, вы что-то сказали? Я… не расслышал, извините, бога ради!
— Я спрашиваю: вы в русские шашки играете? — Кардинал не отрывал своего острого, пронзительного взгляда от лица псевдогасконца. — Вы вообще представляете себе, что это за игра?
— А что, должен? — Разведчик понимал, что хамит самым натуральным образом, раз за разом отвечая встречным вопросом второму лицу Французского королевства.
А то и первому. Опять же — как посмотреть.
Понимать-то он понимал, но подобрать нужный, единственно верный в данной ситуации ответ не мог! Не мог — и чувствовал, что находится на грани провала! Русские шашки!
Вот черт! Русские шашки! Откуда, черт возьми, Ришелье знает?! А может статься, он и не знает, а только догадывается? Просто проверяет его? Все одно! Для подобной проверки опять же необходимо иметь веские основания! Где же он прокололся? Что сделал не так?
Покуда все эти мысли яростным вихрем крутились в его голове, д'Артаньян недоумевающе смотрел на кардинала, словно предлагая ему уточнить смысл его предложения. Открыть, так сказать, его второе дно. Если таковое, разумеется, имелось.
Ришелье ответил ему столь же недоумевающей улыбкой:
— Да что вы, господин д'Артаньян! Ничего вы не должны! Как такое могло прийти вам в голову?
Чувствуя, как его постепенно отпускает, псевдогасконец натужно пожал плечами и сказал:
— Ну не знаю! Мало ли, вдруг ваше высокопреосвященство решили, что я похож на русского.
— Да что вы, шевалье! — пуще прежнего развеселился Ришелье. — Ни на кого вы не похожи! Тем более на русского!
— Серьезно? — не поверил д'Артаньян.
— Серьезно! — подтвердил Ришелье. — Я вообще не знаю, на кого похожи русские.
— Не может быть! — поразился разведчик, стараясь раскрасить свое изумление яркими штрихами разочарования. — Как жаль! Если бы ваше высокопреосвященство знали, на кого похожи русские, мы бы их, наверное, давно уж всех переловили!
— Пожалуй, — согласился кардинал, пораженный логикой молодого гасконского дворянина, и спросил, помедлив мгновение: — А зачем?
— Ну! — Д'Артаньян сделал неопределенный жест рукой. — В свете грядущих событий, монсеньор… — Он замолчал, пристально глядя на Ришелье.
Тут уж одно из двух: либо он закинул удочку в неверном направлении, либо перед ним великолепный актер. Так или иначе, но при упоминании о «грядущих событиях» на лице Ришелье отразилось такое искреннее недоумение, что д'Артаньян опешил. Стоп! Стоп! Что же это получается, а?!
— Я имел в виду игру, которую вы мне предложили, монсеньор! — сказал он, маскируя свое замешательство и уводя разговор в безопасное русло.
