— Это что еще за хрень? — спросил Свин, подслеповато щурясь в открытую дверь.
Я проследил за его взглядом. На улице творилось нечто невообразимое. Такое я видел впервые. Впервые в реальной жизни, если быть точным и отбросить телевизионные репортажи о тайфунах, которые время от времени случались в Азии и Америке.
На улице была кромешная тьма, хотя часы показывали только половину четвертого вечера. В непроглядной, неуютной и пугающей тьме бесновался ветер. Не ветерок, который ласково треплет кудри любимой. И не ветрище, который пронзает одинокого прохожего до костей. Нет. Это был Его Величество Ветер, причем Светлейшая Особа пребывала в крайней степени раздражения. Могучие порывы обрушивались на стены домов, рвали на части кроны деревьев. Где-то вдалеке раздался скрежет, и я увидел, как несколько легковых автомобилей перевернулись на крышу, несмотря на отчаянные попытки хозяев спасти положение. Куда там… Мишины не просто перевернулись — их еще и потащило вдоль аллеи. От самой аллеи, впрочем, уже мало что осталось: поломанные, растоптанные ударами стихии, кусты представляли из себя жалкое зрелище. Вместе с ветром усилился и дождь, который превратился в поток. На моих глазах один из водителей, бежавший за своей царапающей крышей асфальт «ауди-соткой», попал под удар этого потока и свалился на землю, закрыв лицо руками. Бедолагу оттащили в корпус его товарищи, догадавшиеся наглухо застегнуть капюшоны своих курток. Но самым неприятным был звук прибоя. Я даже не подозревал, что море может издавать такие звуки. Никакой мерности, ласковой периодичности — только гулкий, дробящий прибрежные скалы рев.
— Кажется, мы влипли, — сделал вывод Свин.
Я внимательно посмотрел на его рыло. По отведенным в сторону глазам я понял, что мой офицер недоговаривает.
— В чем дело? — грозно спросил я, ткнув его в бок.
Как правило, я не позволял себе такого пренебрежительного нарушения субординации. Но сейчас было не до устава.
— Кажется, в дело вступает Блуждающий Сгусток, — по-прежнему пряча глаза, пробормотал Свин.
— Но почему?! — опешил я. — Мы ведь устранили потенциальное недовольство читателей сайта!
— Устранили, — подтвердил Свин, однако в дальнейшие объяснения предпочел не вдаваться и махнул в сторону открытой двери пятаком. — Идем отсюда! Надо найти рацию и добиться, чтобы вертолеты прилетели как можно раньше.
— Вертолеты? В такую погоду? — усомнился я, вспомнив кое-какие правила полетов, слышанные мною в армии.
Свин демонстративно поднялся и, тяжело переваливаясь с копыта на копыто, побрел к двери. Я решил оставить свои вопросы на потом.
Мы набрали в легкие побольше воздуха, как это делают глубоководные ныряльщики, и выбежали на улицу. Я шел первым, прикрывая лицо поднятым воротником тренча. Свин прятался за моей спиной и поминутно призывал идти не так быстро: он не поспевал за мной и лишался, таким образом, единственной защиты от режущих ударов дождя.
Людей на улице не было вовсе: все укрылись в корпусах. Кое-где еще горел свет, но я был уверен, что это ненадолго. Постоянно слышался звон разбитого стекла — ветер подхватывал падавшие с деревьев ветки и с силой швырял их в оконные проемы. Стекло лопалось подобно гнилой материи.
В нормальных условиях путь к корпусу 2-А, где мы рассчитывали обнаружить сербов и рацию при них, занял бы минут пять, не больше. Однако шторм внес свои коррективы — и мы тащились минут двадцать, а то и больше. Я несколько раз падал на колени, когда чувствовал, что порывы ветра вот-вот опрокинут меня на спину. Что же касается Свина, то он получил хороший апперкот от летящей по воздуху пивной бутылки и поранил правое копыто, неосмотрительно ступив в лужу, дно которой было усеяно осколками разбитого стекла.
Преодолев, хотя и не без ропота, все мучения, мы наконец оказались перед дверью с заветной табличкой «Корпус 2-А». Я толкнул поцарапанное оргстекло, и мы с наслаждением ввалились в теплое сухое помещение, показавшееся раем после всего, что творилось на улице.
Наше появление никто не заметил. Колонисты собрались в кружок и жарко спорили о том, где лучше переждать непогоду. Половина хотела укрыться в подвальном помещении. Другая половина призывала подняться на крышу.
— Человек всегда найдет, чем себя занять, — прокомментировал Свин, энергично отряхивая тушу от дождевых капель.
Я тоже встряхнул тренч, выкрутил в кадку с фикусом свитер и пошел дальше. Во-первых, я хотел найти сербов. Как-никак, они — профессиональные военные. А достоинство военного человека заключается в том, что он не теряется во время нестандартных ситуаций. Сейчас это умение было как нельзя более кстати. Во-вторых, я хотел разыскать Аню. Не то чтобы я начал испытывать к ней какие-то чувства… но после нашей совместной ночи в доме Священника я чувствовал некоторую ответственность за девушку, и мне хотелось иметь ее в поле зрения при эвакуации.
Но закон подлости продолжал действовать. Странно: многие говорят про законы процветания, очень немногие — про законы подлости. Однако законы подлости действуют всегда, везде и с безотказностью швейцарского хронометра. А законы процветания… Кто-нибудь ощущал их на себе? Я не ошибся, именно ощущал…
Я шел по длинному коридору, поочередно распахивая двери то с одной, то с другой стороны. Свин семенил на некотором расстоянии за мной. Он все еще не пришел в себя после водяной купели, сипел, хрипел и тайком сморкался на ковровую дорожку.
В большинстве комнат было пусто — только кровати с железными сетками и разнообразный мусор. Кое-где я обнаружил дремавших на кроватях людей: видимо, они настолько устали от переезда, что смогли уснуть даже под аккомпанемент громовых раскатов. Открыв последнюю дверь в конце коридора, я удостоился сомнительной чести лицезреть Чука и Гека.
В этой комнате было тепло, чисто прибрано и уютно. На окне вместо штор красовалось старое покрывало со следами сигаретных «ожогов». В углу сердито пыхтел электрический чайник. Маленькая черная видеодвойка вполне достойно воспроизводила какой-то мексиканский телесериал. Пахло сигариллами, Чуковским «Живанши» и тропиками.
Эсэсовцы сидели за столом на деревянных стульях и поцеживали кофе из походных небьющихся чашек — тоже черных, с рекламными наклейками гостиниц Пхукета. Наше появление не вызвало у них отрицательных эмоций, как по идее должно было произойти. Напротив, Чадов улыбнулся своей бескровной усмешкой и пригласил нас к столу. Гешко даже поднялся и принес с лоджии еще два стула.
Подобное гостеприимство выглядело более чем подозрительно. Но я не видел резона отказываться от чашки горячего кофе в такой дождливый день. Свин — тоже. Правда, стул заскрипел под его задницей столь угрожающе, что, во избежание ненужных эксцессов, я придвинул к столу кровать и набросал на нее подушек, которые валялись в углу. Свин оглядел мою конструкцию брезгливо (подушки были без наволочек), но устроился с комфортом турецкого султана. Гешко достал из чемодана еще две черные чашки, на этот раз, правда, с рекламой Сан-Тропе. Чадов разлил кофе и угостил нас печеньем «Шоко-пай». Беседа началась.
