– И не только мелких, – сказал капитан. – Смотрите, кто к нам пожаловал!
Он ткнул трубкой в иллюминатор по правому борту. Из-за травянисто-зеленого полумесяца Титании показалась стремительная, ослепительно яркая в лучах Солнца звездочка.
– Судя по показаниям на локаторе, это наш старый знакомый барражир, – доложила мисс Брэкетт. – Перешел в режим торможения. На дистанцию стыковки выйдет через два витка.
– Похоже, мистер Бофор намерен увеличить свою долю еще процентов на шестьдесят, – прокомментировал Артур Бердо.
– Черта с два он у меня что-нибудь получит! – ожесточенно проговорил Омал.
– Вот речь не мальчика, но мужа! – сыронизировал авантюрист. Впрочем, и нотка уважения прозвучала. – Но хочу напомнить, что мы не прощелыги какие-нибудь, а честные авантюристы. Думаю, процентов пять за амортизацию оборудования и частичную его утрату могли бы скрасить мистеру Бофору его давно заслуженный отдых.
Харвестер потонул в Пламенном Океане вместе с кораблем свихнувшегося на нумерологии капитана Ноусера, большинство инсулитовых скафандров пришло в негодность, от наружных термоэкранов остались одни лохмотья. Тем не менее Бердо не слишком покривил душой – в отсеках, брошенные как попало во время бегства с разгневанного Оберона, валялись кое-какие инструменты, баллоны с герметиком, запасные части к харвестеру и прочая техническая мелочевка. Все это тянуло на несколько тысяч солларов.
– Если бы Бофор стремился к честной сделке, – добавил профессор Стросс, словно попугай восседающий на спинке кресла, – он взял бы на борт юристов, а не бандитов.
– Боюсь, шутками мы не отделаемся, господа, – сказал капитан. – Поэтому лучше приготовиться к встрече незваных гостей. – Он поднялся, одернул китель, оглядел присутствующих и добавил: – Прошу всех, кроме членов экипажа, покинуть рубку… Мисс Брэкетт, пошлите на встречное судно стандартный запрос.
– Слушаюсь, сэр! – отозвалась немногословная мисс Брэкетт.
Саймак распахнул дверь, и все посторонние покинули рубку. Омал и Артур своим ходом, а профессор – верхом на плечах авантюриста. Нептунианин остался без своего излюбленного термоса и потому был печален.
– Кстати, давно хотел тебя спросить, Артур, – сказал вдруг Омал. – Почему ты перестал называть меня Джо?
– Потому что ты больше не психотурист, дружище, – ответил, чуть помедлив, авантюрист. – Ты настоящий джентльмен межпланетной удачи…
2
Омал налил себе марсианского, облокотился о раму иллюминатора, поглядывая на то, как полумесяц Титании округляется до полноценной луны.
Хорошо, если Бофор не собирается брать «Тувию» штурмом. Надеется, что экипаж яхты не станет сопротивляться? Лапки кверху – и забирайте, господин шеф имперской безопасности, все что вам требуется, а мы уж как-нибудь так… А коли не выйдет – свистнет своих бандитов, тогда держись!
Драки Омал не боялся. Не впервой. Сколько там прошло времени с того дня, когда он вошел в комнату двести тринадцать в «Бюро Обмена»? Месяц? Год? Пожалуй, целая жизнь. Теперь даже не верилось, что раньше он боялся алкомана Шрама и звал солицию, когда к нему начинали цепляться «хамелеоны». И дело даже не в рефлексах и стальных мышцах бретёра Джо Бастера, они лишь помогли ему, тридцатидвухлетнему неудачнику, протиравшему штаны в офисе, обрести уверенность в себе, стать мужчиной, наконец.
«М-да, мужчиной… Хорошо быть мужчиной, когда другой нарастил за тебя мышцы, научился стрелять без промаха и не бояться разной мерзости… – подумал Омал с горечью. – А теперь этот другой сидит, словно крыса в железном ящике, и ждет невесть чего… Да, он напакостил мне там, на Земле, и теперь со всем этим придется разбираться, но ведь и поделом! Не надо менять свою жизнь на чужую, даже если эта чужая жизнь кажется более привлекательной, чем твоя собственная…»
Омалу захотелось немедленно спуститься в циклотронную, где Джо Бастер сидел, привязанный к запасному противоперегрузочному креслу, и освободить бедолагу. Пусть идет на все четыре стороны!
Он осушил бокал, поставил его на стол и шагнул к двери. И едва не столкнулся со старшим помощником.
– Не спешите, мистер Мохо, – сказал Уэйнбаум. – Я должен с вами поговорить.
– Пожалуйста, Стенли, – пробормотал Омал. – Чувствуйте себя, как дома… Вина?
– Не откажусь.
Старпом уселся в кресло. Принял от яхтовладельца бокал, кивнул благодарно. Омал уселся напротив, попытался налить и себе, но рука дрогнула, и он пролил вино на полированное зеркало стола.
Что-то назревало, что-то важное… Какой-то перелом…
Стенли Уэйнбаум смотрел на него неулыбчивыми ореховыми глазами, бокал в его огромной лапе выглядел еще более хрупким, чем был на самом деле. Омалу казалось, что он уменьшается, а старпом растет, что голова и плечи темнокожего межпланетника уже не умещаются в роскошной каюте и вот-вот корпус «Тувии», который выдержал гнев Оберона, треснет по сварным швам и распадется на кусочки. А Уэйнбаум будет расти и расти, пока самая большая луна Урана не превратится в зеленый мячик у него под ногами. И тогда великан рассмеется, поддаст Титанию исполинской ногою, мимоходом наступит на пылающий прыщ Оберона и зашагает к далеким звездам.
«Ну какой же я идиот, – подумал Омал. – Мог бы и раньше догадаться… Своими же дурацкими глазами видел, как взорвался его скафандр, когда каперы шли на абордаж… И Эд Гамильтон переглядывался с ним, как со старым знакомым…»
– Это ведь вы спасли нас тогда, на Венере, верно? – запинаясь, спросил Омал.
Уэйнбаум улыбнулся.
– Было дело, – проговорил он. – Пришлось вспомнить, что когда-то я был ведущим генным инженером «Биоконстракшн». Правда, без помощи мистера Гамильтона не обошлось – вы трое выглядели неважнецки…
– Значит, вы и в самом деле Первотворец?
– Звучит слишком напыщенно, вы не находите? – отозвался Уэйнбаум.
– Да, но… – смешался яхтовладелец, не зная, что на это сказать.
– Но для легенды в самый раз, – подхватил его собеседник. – Давайте уж обойдемся без титулов, мистер Мохо, мы не на императорском приеме.
– В таком случае зовите меня просто Омалом, мистер Уэйнбаум.
– А вы меня по-прежнему – Стенли.
Омал кивнул. В горле у него пересохло и слова застревали.
– Если уж стремиться к истине, – сказал Первотворец, – то все те, кого вы именуете Первотворцами, всего лишь писатели. Не в этом мире, а в другом. Понять это трудно, но необходимо. Там мы рабы материи, здесь мы ее боги. Там наше воображение творит только книги, а здесь – саму реальность. Отсюда эта путаница с датировкой археологических находок, о которой вам рассказывал мистер Бердо.
«Надо же, – подумал Омал, – и это ему известно…»
– Но для вас, Омал, путаница закончилась. Ваша история идет к финалу, – продолжал Уэйнбаум. – Скоро всем сестрам будет роздано по серьгам. И каждый получит по заслугам. Никакого чуда здесь нет. Таковы непреложные законы сюжета. Всегда случается только то, что должно случиться, но иногда автор вправе спросить у персонажа: какой из нескольких вариантов финала ему больше по вкусу?
