— Ладно, — сказала Софи, закрывая конверт с номером двенадцать и с легким содроганием возвращая его на полку, — теперь твоя очередь, я буду писать. С меня хватит. Кое-какие предметы у них просто тошнотворные!
В этом она была недалека от истины. Номером девятнадцать оказалась высушенная лапа какого-то зверя, кожа напоминала пергамент, когти — огромные, а за тыльную часть еще держались несколько прядей плесневелой шерсти. По всей видимости, некая Селия Гарвин ценила эту лапу достаточно, чтобы сохранить в далеком 1919 году, но Пол не смог заставить себя разделить ее пыл. Впрочем, не все предметы были столь мерзкими: номер двадцать два они присвоили рисунку с какими-то деревьями, нацарапанному карандашом на обороте конверта, адресованного французу по имени Р. Матисс. Софи он очень воодушевил. Номер двадцать пять оказался суммой чуть менее миллиона долларов в банкнотах Конфедерации, а двадцать шесть — вырезкой из газеты тридцатых годов с рекламой патентованных велосипедных седел из лаковой кожи.
Двадцать девятый вернулся к теме смерти: конверт был набит волосами и обрезками ногтей, ни имени, ни номера Пол нигде не обнаружил.
А вот номер тридцать два заставил обоих умолкнуть и задуматься, уставясь друг на друга, как пресловутый баран на новые ворота. И опять ни имени, ни ссылки на предыдущую опись не обнаружилось, но у Пола не возникло никаких проблем, что указать в графе "Собственность такого-то". Это была старая, потрескавшаяся по сгибу фотография в охровых тонах, внизу было белым отпечатано имя фотографа в Вест-Эндс и дата — 1891 год. Человек на фотографии был облачен в цилиндр и сюртук, в руке держал черную лакированную трость и белые шелковые перчатки, — но это был однозначно профессор Ваншпее.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Нет, — проговорила наконец Софи.
— Извини?
— Нет, — повторила она, — ты не прав. Это не... как там его зовут? Ну, тот тип, который был на собеседовании...
— Профессор Ваншпее?
— Да. Это не он.
— А. Но выглядит-то...
— Это его прапрадедушка, — твердо сказала Софи, — или кто-то очень на него похожий. Просто похожий, вот и все.
— Очень похожий.
— Да. Но это другой человек. Пол медленно кивнул:
— Тогда все в порядке. Потому что если это он...
— Да. Но это не он.
— Ладно. — Пол убрал фотографию в конверт. — И что укажем в описи?
Софи на минуту задумалась.
— Фотография пожилого мужчины, — сказала она, — и хватит с них.
Пол кивнул. На задах подсознания еще копошилась мыслишка подлизаться к боссу, предложив написать "фотография почтенного джентльмена средних лет", но вскоре ее задавили другие, которые в итоге предпочли здравый смысл смутной надежде на повышение. Наклеив на конверт желтую бумажку, он вернул его на полку.
— Уже двадцать пять минут шестого, — с заметным облегчением объявила Софи. — Давай-ка уходить, что скажешь?
— Да, — сказал Пол. — Давай.
Поднимаясь наверх, они встретили мистера Червеубивца, спускавшегося по лестнице.
— Как раз шел напомнить вам, что уже почти пора домой, — весело сказал он.
— Спасибо, — автоматически ответил Пол, а Софи наградила его убийственным взглядом, которого он, по всей видимости, не заметил.
— Нехорошо вышло бы, если бы входную дверь заперли, пока вы еще внизу, — объяснил мистер Червеубивец, отступая к стене, чтобы их пропустить.
— Конечно! — с чувством отозвался Пол.
— Со мной так однажды едва не вышло, — продолжал мистер Червеубивец, теребя коготь-подвеску у себя на шее. — А ведь там жутко холодно, можно подхватить воспаление легких. — Он нахмурился и потерся спиной о косяк двери пожарного выхода. — Чешется, — пожаловался он. — И никак не дотянуться. Постоянно какой-то зуд в холодную погоду.
Он проводил их до рецепции, где ждал у двери мистер Тэннер. Ключ уже был вставлен в замок — изнутри.
Пол и Софи двинулись по коридору, ведущему в их кабинет.
— Куда это вы направились? — крикнул им вдогонку мистер Тэннер.
— Простите, — откликнулся Пол. — Только пальто заберем. — А. — Мистер Тэннер нахмурился. — Только поскорее, пожалуйста. У меня и другие дела есть, кроме как весь день тут стоять.
Без единого слова они припустили по коридору и схватили пальто. На обратном пути у Пола возникло неприятное ощущение, что кто-то идет за ними по пятам, но ему не хотелось оглядываться, чтобы лишний раз не попасть впросак. Мистер Тэннер, конечно, не выпихнул их за порог, но дверь захлопнулась за ними с оглушительным грохотом.
— Одно мне нравится в этой работе, — пробормотал на ходу Пол, — никогда не надо беспокоиться, что засидишься допоздна.
До конца улицы они дошли молча, а там остановились. Отсюда Пол всегда сворачивал направо, Софи — налево. Вчера она бросила: "Пока", — и шмыгнула в толпу, и это был квантовый скачок в общительности. Но сегодня оба помедлили, ожидая, что другой уйдет первым.
— Ну, — сказала Софи, — мне, наверное, надо домой.
— А, да, — отозвался Пол, а потом рискнул: — Если ты никуда особенно не спешишь, мы могли бы...
— Нет, лучше не надо. — Она всем видом изобразила, что сейчас уйдет, но не двинулась с места.
— А, — протянул Пол. — Тогда ладно.
Это было еще одно проклятое, сбивающее с толку Мгновение.
— В другой раз, может быть, — сказала она.
— Ладно, — согласился Пол. — Завтра?
— Хорошо. — Она произнесла это без всяких эмоций, будто он спросил, можно ли взять на время ее точилку. — Пока.
Мгновение спустя, она уже исчезла в потоке бегущих по Домам леммингов. Но на тротуаре было место, где она стояла, а в голове у Пола звучало эхо ее голоса.
"Вот так все просто, — сказал он самому себе. — Черт бы меня побрал!"
По дороге домой Пол остановился у банкомата и проверил свой счет. Зарплата за месяц пришла. Теперь он платежеспособен, да так, что никакой алчности и не снилось (хотя в его случае алчность спала очень чутко). "Ну надо же", — подумал он.
И еще думал: "Ну надо же!" — подходя к своей двери. Меч в камне был на прежнем месте. Это ему кое о чем напомнило.
Стащив пиджак и галстук, Пол щелкнул кнопкой чайника и бросился на кровать. Какое замечательное заключение — это "Ну надо же!" На фоне его все остальное просто музыка для души, впрочем, за рабочий день Пол стольких странностей навидался, что мозгам впору закипеть, если они, конечно, не протухли от всяких влюбленных мыслей. "Профессор Ваншпее, — подумал он. — Да, но что теперь?"
Сами собой в голову пришли два объяснения, второе звучало так: профессор чрезвычайно хорошо разбирается в людях и любит изображать из себя Шерлока Холмса, облекая в умные слова до нелепости очевидные вещи, и вообще он очень похож на своего прапрадеда. Пол принял эту версию с благодарностью, как изголодавшаяся рыба, увидевшая висящего над ней жирного червяка, — ну и что, если из спины у него тянется нитка. Это объясняло загадку профессора Ваншпее. А если он так легко расправился с серьезной загадкой, то таким мелочам, как поведение господ Червеубивца и Тэннера, кочующий степлер и предметы из хранилища с девятнадцатого по тридцать первый включительно, тоже найдется рациональное объяснение. А если он знает, что все объяснимо, зачем тратить попусту умственные способности и свободное время, пытаясь догадаться, в чем это объяснение заключается? Собственно говоря, ему вполне хватит того, что все объяснимо. Нет смысла изобретать колесо, сказал он самому себе.
