Со второй попытки подпалив кресалом намотанную на булаву портянку, былинный богатырь худо-бедно осветил место происшествия.
Что-то небольшое, приподнимая плотную ткань, целеустремленно движется в моем направлении.
– Посвети! – Добрыня передал мне факел, а сам острием меча отбросил войлочное покрывало в сторону.
Под ним, приминая пожухлую траву, с натугой пятится задом наперед темно-зеленый рак. Весьма крупный, но совершенно неопасный. Разве что синяк останется на пальце после знакомства с его клешнями.
– Откуда он взялся? – вполне закономерно поинтересовался я.
– Из ручейка выполз,- предположила Леля, предпочитая участвовать в общественной жизни нашего лагеря, не покидая нагретого места.- Вот только куда он так спешит?
А рак тем временем, двигаясь строго в указанном его внутренним биологическим компасом направлении, пятился к гигантской голове спящего Святогора-богатыря. Непрестанно клацающие клешни угрожающе подняты вверх, обломанные на концах усы нервно подергиваются, бусинки черных глаз настороженно прыгают из стороны в сторону, мокрый и от этого почти черный панцирь отражает крохотную луну.
– А чем это вы тут занимались? – Леля решительно выбралась из-под одеяла, решив, что чем она ближе, тем труднее игнорировать ее вопросы. Обняв Ламииру за талию, она почему-то требовательно посмотрела на меня.
Ливия только фыркнула и, отвернувшись, накрылась с головой.
Я непонятно почему почувствовал неловкость и лишь пожал плечами.
– Разговаривали,- нехотя призналась блондинка.
А санитар местного водоема тем временем дополз до скрытого под толстым слоем дерна шлема Святогора и принялся настойчиво вскарабкиваться вверх по нему, помогая себе клешнями и хвостом.
– Может, я чего-то запамятован,- произнес я,- поправьте меня, если я ошибаюсь, но это ведь не типичное поведение раков, да?
– Пускай себе,-отмахнулся Добрыня. -Может, нужда заставила… они существа смирные, полезные.
– По нужде так далеко лезть не нужно.
– Санитары речные,- поддакнула Ламиира.
– И к пиву – вещь,- добавил я.
Храпящий идальго Ламанчский в знак согласия пустил свистящую трель и перевернулся на другой бок.
Не обращая внимания на наши рассуждения, рак медленно, но верно забрался на самую верхушку живого, а полувеком ранее еще и подвижного холма и принялся крутиться на месте, шевеля антеннами-усами, а клешнями изобразив «крутую распальцовку».
– Альпинист-любитель,- выдала очередную версию происходящего Ламиира, полностью оправившись от испуга.- Тренируется перед восхождением на Эверест.
– Экстремал.- На миг задумавшись, и я внес свою лепту в беседу.
Рак замер на самой верхней точке шлема и пронзительно засвистел.
Отступление седьмое
ДЕНЬ ОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ В АДУ
Каждые десять попыток пересечь Лимпопо вплавь – это дополнительно выкормленные три-четыре новых чемодана или десяток модных штиблет из крокодиловой кожи.
Экономическое обоснование целесообразности глупости
Как и всегда с незапамятных времен, этот день для Сатаны Первого, Единственного и Неповторимого (своего рода уникум!) был днем сплошных неприятных неожиданностей. Впрочем, случающихся с регулярным постоянством. Это стало традицией, которую в аду отмечают словно неофициальный праздник, согласно записям древних летописцев «приходящийся на первую субботу последней недели определенного месяца». Уже никто и не помнит, с чего все началось и почему «первая суббота последней недели» каждый раз выпадает на понедельник, но разве это так уж важно?
Вот что действительно важно, так это то, что именно в этот понедельник – один-единственный день в году – в аду все двери раскрыты нараспашку. Это для того, чтобы Сатана – куда уж продлять его годы при бессмертии? – мог бежать по своим важным делам, не тратя времени на открывание дверей, которые имеют привычку в самый ответственный момент заклинивать. Перекосившись, разбухнув от влаги или закрывшись на выскочивший из крепежа язычок. Здесь уж не обойтись без лома или, на худой конец, монтировки (и откуда столько жестокости?). А задержка недопустима, поскольку бегает Сатана быстро и непрерывно… что ж поделаешь, коль припекает ежеминутно? Последнее-то время он уже так не бегает (злые языки судачат, что возраст сказывается, но это так – пустые сплетни, все дело в памперсах), но открывание дверей превратилось в ритуал, собирающий всю адскую нечисть на субботник, приходящийся на воскресенье. Потрудиться дружно – с огоньком из-под хвоста, выпить после этого, опять-таки… И кому какое дело до того, что Сатана никогда не покидает своего дворца – Пандемониума? Двери должны быть открыты во всем аду – точка! Это традиция.
Холеный бес дрожащей рукой протянул императору преисподней круглобокий фужер, заполненный на две трети.
– Что это? – подозрительно косясь на мутное его содержимое, спросил Сатана.
– Лекарство,- отрапортовал адъютант, от усердия вытягиваясь как струна и дрожа до кончика хвоста.
– Отравить удумал?! – двухголосо взревел Верховный Владыка ада. И прорычал: – А ну-ка испей сам!
– Пей-пей! – поддакнула оленья голова.
– Так мне не ну-у-у… – попытался отвертеться услужливый помощник.
Кому в голову придет травить заведомо бессмертного демона? Но жесткие пальцы скрутили мясистое ухо адъютанта. И он поспешно сделал глоток.
– Ладно, давай свое лекарство,- смилостивился Сатана, выхватил фужер и влил его содержимое в оленью пасть.
На что он надеялся?
– Кисло,- скривился Владыка, с тоской вспоминая просторный, обложенный голубым мрамором, с финской сантехникой санузел, спрятанный в уютном алькове за кабинетом. С каким бы удовольствием он провел весь сегодняшний день в его шести стенах! Но сортир так недосягаемо далек, а ему нужно срочно… – Я сейчас!
И Владыка ринулся в ближайшие приветственно распахнутые двери, испещренные грубыми шрамами ругательств и признаний в состоявшейся за ними любви.
– Побежал? – поинтересовался маркиз Амон, материализуясь рядом с адъютантом, растерянно вертящим в руках пустой бокал.
– П-побеж-жал,- заикаясь, ответил бес, который, кажется, начал догадываться, почему на занимаемой им должности никто не продержался больше года. А он работает уже как раз одиннадцать месяцев три недели и шесть дней.
Спустя полчаса, по-крабьи растопырив ноги и кривясь от неприятного зуда, вернулся Владыка ада, выглядевший скорее нелепо, чем грозно. Но пусть вас это не обманывает: вечно бушующее в его душе негодование только и ждет случая прорваться наружу. И горе тому, кто навлечет на себя его ярость. В гневе он страшен.
– У меня плохие новости,- с ходу сообщил маркиз Амон.
