Может статься, было довольно невежливо с моей стороны сидеть вот так, с отвисшей челюстью, но процедура знакомства оказала на мой мозг, запутавшийся в собственных «это помню – это нет», потрясающее действие.
Сперва-то все было чинно, даже несколько официально.
Когда мы уселись за стол, хозяин, перебросив бороду с одного плеча на другое, наполнил чарки влагой, чистой, словно родниковая вода, и, прокашлявшись, возвестил:
– Будем знакомы. Меня родители нарекли Никодимом, по батюшке – Якимович, только сызмальства все кличут Травником.
Он что, с самого детства зельем самодельным всех желающих и не очень травить пытался?
– Это значит, что с травами дело имею,- для таких непонятливых, как я, уточнил происхождение своего прозвища знахарь-самоучка.
Они выжидательно посмотрели на меня.
– Как раньше звали меня, не помню, а пока можете величать просто товарищем Бармалеем.
Скромненько и со вкусом.
Не знаю, почему мне взбрело в голову – так, мимолетная прихоть! – назваться именем сказочного злодея, о котором я и прмню-то лишь то, что он каким-то образом связан с Африкой: «В Африке разбойник, в Африке злодей, в Африке ужасный Бармалей…». «А Африка,- продолжала память выдавать порциями воспоминания,- это Черный континент, но сами жители почему-то слово «черный» недолюбливают. Они отдают предпочтение некой другой стране, в которой их сперва безжалостно эксплуатировали, а нынче кормят и всячески ублажают, терзаемые совестью. Для чего безбожно обирают новых несчастных, очередь которых перейти на дотацию наступит лет через сто-двести. Необходимость в ней возникнет значительно раньше, но совесть – она штука инертная. Пока-то стронется с места. Замкнутый круг получается».
Наступила очередь представляться сизом орд ому и красноглазому зяброкряку, которого про себя я продолжал величать именно так. До выяснения личности.
– Мороз Иванович. Но я как-то больше привык, что все зовут меня Дедом Морозом.
Вот тут-то моя челюсть и поползла вниз.
– Тот самый?
– Он. Не сомневайся,- подтвердил Травник.
– Но сейчас не зима? – Я кивнул на видневшийся в раскрытую дверь зеленый лес, словно мое утверждение и этом нуждалось.
– Лето,- со вздохом подтвердил Дед Мороз, не собираясь больше распространяться на эту тему.
– Будем! – Отсалютовав нам чаркой, хозяин проворно проглотил ее содержимое и, довольно крякнув, потянул с тарелки малосольный огурец. Весь такой корявый, пупырчатый.
Мы последовали его примеру.
– Ы… – только и смог произнести я, когда жидкость пылающим потоком скользнула по гортани и взорвалась огненным шаром в желудке.
– Ну как? – хрустя огурчиком, с искренней улыбкой на лице поинтересовался Травник.
Но мне было не до ответов, я ухватил жменю квашеной капусты и сунул ее в рот. Кислый сок слегка унял жжение в горле, и я наконец-то смог перевести дыхание и утереть навернувшиеся слезы.
– Крепкая, зараза,- заявил Дед Мороз, занюхав рукавом.
Травник, вооружившись кувшином, наполнил чарки по новой.
– Предлагаю выпить за богатырей – наших защитников и… Легки на помине,- закруглился хозяин, когда чей-то огромный силуэт загородил дверной проем.
– Мир вашей хате.- Вошедший поклонился и, сняв остроконечный шлем, пригладил усы.- Пьянствуете?
– Присаживайся к столу,- ответствовал хозяин.
Богатырь с сомнением окинул взглядом одиноко стоявший свободный стул, чья колченогость ясно говорила о закономерном итоге, к коему должна привести попытка умостить на него крупногабаритное тело, вдобавок ко всему облаченное в кольчугу.
– Я подвинусь,- ссовываясь к краю лавки, предложил я.- Поместимся.
– Да я на краешек,- пообещал богатырь и прижал меня к стене.
Наполнив чарку и вновь прибывшему гостю, Травник пояснил:
– За богатырей русских, защитников земли-матушки, Добрынюшка, был тост наш.
– Правильный тост.
Выпили за богатырей.
Вторая пошла не в пример мягче, словно торной дорожкой к себе домой.
Вооружившись ложкой, я принялся наворачивать кашу, с интересом прислушиваясь к неспешной беседе, завязавшейся среди собравшихся.
– Расскажи, Добрыня Никитич, где бывал, чего видал, о чем с умными людьми говаривал?
– Дома бывал, матушку проведывал, гостинцев свез.
– И как поживает Афимья Александровна?
– Все в делах, по хозяйству в хлопотах. Попону новую выткала, узорами защитными вышила. А папоротник цветущий вышел как настоящий, так вот возьми да и загадай желание – непременно сбудется.
– Материнский оберег в бою вещь не лишняя, с ним и сила богатырская втрое растет, и выносливость…
– Выпьем же за матерей.
Выпили. Закусили и продолжили разговор. Про жизнь-бытье да за подвиги ратные. Добрыня поведал про встречу с разбойничьей ватагой. Закончившуюся со счетом «9 – 1:0». Что значит – из девяти разбойников лишь одному атаману удалось покинуть поляну, на которой произошло столкновение, на своих ногах, подхватив их под мышки и сверкая пятками. Остальных Добрыня аккуратно сложил в братскую могилу и по христианскому обычаю воздвиг над ней крест из пары сбитых накрест веток.
Не отошедший от вчерашней пьянки, логично начавшейся после позавчерашней и ей предшествующих, Дед Мороз как-то враз потух и уткнулся поникшей головой в опустевшую миску. Спустя мгновение оттуда донеслись заливистые трели художественного храпа.
При взгляде на краснеющее на лысине, с мягким переходом в синеву, дело моих рук, я поневоле испытал чувство вины. Нужно же было так ошибиться! Чуть детишек без новогодних подарков не оставил.
– Умаялся, бедолага,- сочувственно прокомменти ровал потерю бойца Травник, наполняя чарки из третьего по счету кувшина. Видимо, хозяин свободное время посвящает не только приготовлению настоек из лекарственных трав…
– А скажи-ка мне, товарищ Бармалей, чем думаешь заняться? – подперев щеку дланью, спросил Добрыня. Смятая могучей лапой борода топорщится вперед, густые брови нависают над выжидательно смотрящими на меня карими глазами.
– Не знаю… – неуверенно ответил я.- Как-то еще не задумывался.
– Нужно подумать. Это дело серьезное. Наливай.
Выпили.
– А есть ли в тебе тяга к свершениям великим?
– Это как?
– «Как» под любым кустом, а что скажешь о службе богатырской?
– Интересно.
– Не робей,- грохнув кулаком и в сок раздавив при этом зажатый в нем огурец, пророкотал Никитич.- Поедем на пару ко двору Владимира Красное Солнышко, я слово за тебя молвлю.
