Но Агагука на угрозу внимания не обратил, он повторил вопрос и, чтобы лучше расслышать ответ, приблизил лицо к зазору между витками цепи, в котором поблескивали зубы.
— Тьфу! — Влажно плюхнулось в ухо вместо ответа.
— Заткни ему неблагодарную пасть! — повелел Мамбуня Пантелею.
Горбун заворчал, но отложил лопату и, достав из кармана запасную портянку, использовал ее в качестве кляпа.
Не добившись от узника информации, троица устроила краткое совещание, суть которого свелась к обсуждению следующего вопроса: «Какая разница, куда идти?» Туда и пошли.
Судьба их привела в склеп, словно специально к их приходу наполненный под завязку.
— Теперь мы в сто раз больше яичницы нажарим, — довольно потирая руки, промурлыкал Пантелей.
Мамбуня Агагука поморщился, но приступил к делу.
Первым делом его ассистенты извлекли тела из ниш и выложили в коридоре вдоль стены.
Горбун поджег торчавшие из стены факелы и принесенную божеством треногую жаровню. Стало почти светло.
— Теперь ступайте прочь, — повелел божок, развязывая узелок с инструментом.
«Не доверяет», — сообразил Павел, уныло бредя вслед за горбуном.
Оставшись один, Агагука приступил к таинству превращения трупов в немертвых, а проще говоря — зомбированию.
Первым делом он стянул со всех штаны и перевернул лицом вниз. Осмотрев результат своих стараний, он довольно вздохнул и взял из принесенных инструментов длинную металлическую палку с широким плоским набалдашником. Поднеся его к жаровне, Агагука дождался, пока инструмент раскалится, и приступил к самой важной части своего обряда.
— Ты мой, — заявил Мамбуня трупу, выжигая на его ягодице свое тавро — букву «V». — Скоро весь мир будет носить мою метку.
Тайно наблюдавший за действиями Агагуки муравей сделал соответствующую пометку в блокноте: «Для того чтобы выявить немертвого, достаточно снять с него штаны.
Заклеймив всех своих будущих последователей, Мамбуня Агагука перешел к второй стадии оживления. Отложив тавро, он взял в руки батог и принялся жестоко избивать трупы, приговаривая:
— Чтобы знали, кто главный… мне повиноваться нужно.
Смахнув со лба пот, обильно выступивший, несмотря на царивший в подземелье холод, Мамбуня отложил батог и, подвинув к трупам жаровню с ярко-красными угольками, взял тонкую бамбуковую трубку и кисет с перетертыми в пыль травами.
— Сейчас я вам вдую, — пообещал Агагука, обведя взглядом ряд помеченных V-образным тавром задов.
— Фу… — скривился муравей.
Подойдя к ближайшему трупу, Мамбуня приступил к завершающей стадии изготовления немертвых. Именно от точности выполнения этой сложной операции зависела удачность всего процесса. Одно неверное движение и… пришлось бы повторять весь ритуал заново. А вот если и тогда что-то пошло бы не так, то все — свободного места для тавра не останется.
Отмерив щепотку толченой травы, Агагука осторожно набил ее в бамбуковую трубку. Затем, крепко ухватив труп за плечо, он резко перевернул его на бок и одним выверенным движением ввел бамбуковую трубку в предназначенное для этого отверстие.
В воздухе запахло чем-то нехорошим, зловещим… черной магией самого гнусного пошиба.
Взяв щипчиками с жаровни уголек, Мамбуня поднес его к трубке. Трава вспыхнула. Агагука что было силы дунул в свободный конец бамбуковой трубки и проворно отскочил в сторону.
Некоторое время ничего не происходило, если не считать возни мокриц в стыках кладки стен и тяжелого дыхания Агагуки.
— Апчхи! — раскатисто чихнул труп и упал на спину, уставившись выпученными глазами в грязный потолок. Затем он со скрипом поднялся и, отыскав глазами Агагуку, проскрипел:
— Угу… угу…
— Надень штаны и отдай трубку, — повелел Мамбуня.
Зомби послушно натянул спущенные ниже колен штаны и попытался достать трубку. С первого раза ему это не удалось — уж очень глубоко в ноздрю загнал ее Мамбуня. Наконец ему это удалось, и он вернул ее своему повелителю.
Отправив оживленного зомби к Пантелею и Павлу, божок вытер о леопардовый передник бамбуковую трубку и принялся набивать ее по новой.
Процедура оживления следующего трупа не отличалась от предыдущей ни на йоту. Мамбуня переворачивает объект на бок, втыкает трубку в левую (именно левую!) ноздрю и, подпалив травяную пыль, с силой вдувает дым в легкие объекта.
Когда от сложенных у стенки мертвецов остался лишь мерзкий запах, частично забитый вонью сгоревшей травы, Мамбуня Агагука удовлетворенно перевел дыхание и пустился в пляс, топая пятками и потрясая косичками.
— Еще долго? — спросил у Павла горбун, стараясь держаться подальше от обещанных помощников. Что и говорить, амбре они распространяли специфическое.
— Вроде последний, — теребя хвост компьютерной мыши, ответил главный идеолог новоявленного божества.
И действительно, вслед За этим из темноты, позвякивая браслетами и насвистывая неизвестный мотив, вышел Мамбуня. Он бросил взгляд на закованного в цепи узника и распорядился:
— Перенесите его в тронную залу — у нас будет серьезный разговор. Несите вместе с креслом.
— Оно слишком тяжелое.
— А помощники на что?
— Они же тупые, — резонно заметил горбун.
Ничего, что тупые, зато послушные, — заявил Агагука, а про себя подумал: «Не объяснять же им, что для создания разумного немертвого, такого, как Отто или Павел, нужен труп неприкаянного покойника или совсем свежий, душа которого не успела пройти суд божий. Иначе вернувшаяся к воскрешенному телу душа не может войти в него и остается кружить рядом, страдая ужасно и постепенно развоплощаясь. Таких и немертвыми называть совестно… тупые зомби с крайне ограниченным сроком эксплуатации», — Но ничего этого амбициозное божество вслух не произнесло, зато напомнило об обещании:
— На ужин хочу жаркое, много жаркого и много вина.
— С чего я жаркое сделаю? — проворчал под нос Пантелей. — Разве что…
Нехорошего взгляда горбуна немертвые не заметили. Равно как никто не заметил, что с утра их стало на одного меньше.
ГЛАВА 3
Отмороженные
От дурной головы прапорщика — ногам солдата покоя нет.
Армейская мудрость
Проснулся я рано. Даже двоюродная сестричка по материной линии Утренняя Зоренька еще нежится в теплой постельке дедова дворца. А мне не спится…
Все тело болит, словно меня всю ночь кто-то по бокам охаживал. Да не веничком в баньке, а дрекольем в подворотне. И мышцы затекли, словно старая коряга: почти не гнутся и скрипят страшно. Еще и голова с похмелья гудит, точно пчелиный улей при виде парящего на воздушном шарике Винни Пуха.