«Интересно, — не к месту возникла в моей голове здравая мысль, — как местные звонари узнают, когда звонить, если сигналы точного времени по радио еще передавать не научились?»
Впрочем, при здешней неспешности жизни разбег в полчаса не имеет никакого значения. Основными временными ориентирами служат следующие фразы: «на утренней зорьке», «на вечерней зорьке», «с первыми лучами солнца (петухами)», но чаще всего «как только, так сразу». Несколько размыто, но всех устраивает.
Бом!
— Вот и еще один год прошел, — произнес Добрыня Никитич, принимая из рук ряженной зайчихой девицы кубок.
Бом!
— А когда подалки под елку Дедушка Молоз положит? — поинтересовался Ванюшка.
Все дружно обернулись к лесной красавице, озаряющей темноту разноцветными сполохами электрических огней, словно ожидая, что вот прямо сейчас из ниоткуда возникнет Дед Мороз Красный нос с огромным мешком и примется выкладывать его содержимое под разлапистые ветви новогоднего деревца. Прям дети малые…
Бом! Бом!..
Мне показалось, или под елкой действительно заклубился снег?
Бом! Бом!..
«Не показалось», — сообразил я, присмотревшись.
Ванюшка первым сообразил, что это означает. Хлопая в ладоши, он прокричал:
— Дед Молоз!
Бом! Бом!..
— Снегулочка! Снегулочка!
Снег опал, и из-под елки, покряхтывая и держась руками за поясницу, выбрался Мороз Иванович.
Бом! Бом!..
Следом за ним, отряхивая снег с коленей, показалась Снегурочка.
— Успели-таки! — заявила она.
— Успели, — подтвердил Дед Мороз, ударяя посохом о землю.
Бом-м-м!!! — в двенадцатый раз ударил колокол. На мгновение над посадом воцарилась тишина, а затем послышались звон кубков и пожелания удачи в наступившем году.
Когда возбуждение немного схлынуло, Дед Мороз, хитро прищурившись и оглаживая бороду, вкрадчиво поинтересовался у малышни:
— А что, подарки вам не интересны?
— Интересны, — заверили его дружным многоголосьем, в котором детских голосов было почти не слышно. Нам ведь тоже интересно…
— Ну так чего же вы стоите?! — удивился Мороз. — А ну-ка загляните под елку!
Миг спустя подворье заполнили восторженные возгласы и писк:
— Ух ты! Ах ты ж, прелесть какая! А мне?
Признаться честно, последняя реплика сорвалась с моих губ.
Впрочем, переживал я совершенно напрасно… достался подарок и мне. Новенький МР3-плеер с боксом дисков разнообразных сборников отечественного рока. Ай да Ливия! Ай да умница! Обязательно расцелую, как только она закончит изучать свой пода…
Ливия взвизгнула, словно школьница, зашедшая в мужской туалет покурить и заставшая там учительницу музыки и директора, занимающихся игрой в шахматы. Такого не бывает? Оно-то, конечно… но представьте себе, случилось. Как тут не заверещать в восторге от того, что, оказывается, и в нашем мире происходят чудеса. Она, в смысле Ливия, а не школьница, не выпуская из рук обновку, повисла на моей шее, болтая ногами и осыпая поцелуями.
— Целуются, — констатировало наше чадо, с оттенком превосходства во взгляде покосившись в нашу сторону. И вернулось к разглядыванию коробки, опоясанной розовой ленточкой и расписанной какими-то цветочками. Обойдя вокруг подарка, Ванюша откинул на лоб маску, которая от его прикосновения скорчила рожицу и хихикнула. Затем он достал из ножен кинжал и осторожно разрезал шелковую ленточку.
Я замер, ожидая, понравится ли ему мой подарок.
Но первым из коробки Ванюшка достал набор солдатиков, приготовленный мамой.
— Ух ты, — заявил он, рассматривая исторически точные оловянные копии рыцарей Западной Европы, — Вот этот совсем как Кихот.
— Не… — присмотревшись, возразил идальго Ламанчский. — Маловатый он какой-то… и доспехи у меня блестят.
Отложив солдатиков, Ванюшка запустил руку в коробку и извлек завернутое в холст седло.
— Лексик, — ласково позвал он моего оленя. Но последний, инстинктивно смекнув, что запахло жареным, игриво боднул в лохматый бок Пушка и на полусогнутых рванул прочь. — Убежал!
— Это не для него, — присев на корточки рядом с ребенком, по секрету сообщил я.
— А для кого? — удивился ребенок. — Для лошади маленькое.
— Не для всякой, — возразил я, заговорщицки подмигнув сыну.
Он сообразил с ходу и с низкого старта рванул в сарай, оглашая подворье криками:
— Лошадка! Пони!
Остальные подарки Ванюша изучал, не вылезая из седла и давая пояснения черному как смоль конику с пепельно-серыми чулками на передних ногах, которого с его легкой руки тотчас нарекли Пеппи.
Ливия куда-то отлучилась, и я, сунув капельки наушников в уши, вставил первый попавшийся диск в плеер, включил режим свободного выбора и нажал на «Пуск».
Мембраны затрепетали, рождая хорошо знакомую мелодию и голос, проникновенно поющий:
Слепая ночь легла у ног
И не пускает на порог.
Брожу по дому как во сне,
Но мне покоя нет нигде…
Достав очередной подарок, представлявший собой изящную шкатулку, Ваня попробовал открыть ее, а когда у него ничего не вышло, потряс, словно младенец погремушку, и приложил к уху. Затем, пожав плечами и опустив на лицо смешливую маску, слез с пони и побежал в избу, прижимая подарок к груди.
Проводив его взглядом, я попытался вспомнить, кто приготовил этот подарок, и не смог. Но меня это не взволновало, а напрасно…
Тупая боль пробьет висок
И пальцы лягут на курок.
А в зеркалах качнется призрак,
Призрак мечты…
Яркая вспышка, вырвавшаяся из неплотно прикрытых ставней, больно ударила по привыкшим к полумраку зрачкам. Смахнув навернувшиеся слезы, я ринулся в дом, куда только что вошел Ванюшка.
Распахнув двери, я бросился в его комнату. И замер на пороге, пораженный увиденным.
Мерцая остаточной статикой, на стене тает след закрывшегося портала. На столе дымится монитор, ощетинившись разбитым экраном; из которого торчит рукоять Ваниного кинжала. А на полу лежит перстень, на овальной поверхности которого изображен сердитый череп с лежащей на боку восьмеркой под подбородком.
— Ванюша-а-а!!! — словно раненый зверь кричу я, чувствуя, как демоническая составляющая моей души просыпается и начинает ворочаться, стремясь наружу.
Возьми мое сердце,
Возьми мою душу —
Я так одинок в этот час,
Что хочу умереть…
Медленно обернувшись, я скользнул взглядом по взволнованным, растерянным лицам и, положив в карман перстень, который сообщил мне имя похитителя, нежно обнял и поцеловал побледневшую, словно полотно, Ливию, и отправился снаряжаться в дорогу.