— А она прикольная! — осклабился черт, пытаясь соорудить из белоснежной салфетки с золотым тиснением «ОБЩЕПИТ» в уголке некое подобие нимба взамен того, который ныне светит рыбам да прочим глубинным обитателям моря-Окияна.
Промочив горло вином, Гамаюн вернулась к выполнению своего призвания, обратив взор на былинного богатыря, пытавшегося соорудить из собранного под ясенем сушняка небольшой костер:
— Тебе, Добрыня сын Никитич, спою-поведаю судьбу твою грядущую.
Что ждет тебя в краю дальнем, неизведанном?
Какой супротивник стережет на поле ратном,
не истоптанном?
Все поведаю. Для того в даль грядущую,
тебя ждущую, погляжу,
Погляжу в два глазка, да запомню. А запомнив, тебе
расскажу:
Жеребцом могучим тебе стати,
Да уж резвым таким стати.
На вражину злу скакати-скакати,
Уж копытами его топтати-топтати.
Злорадно хохотнув, черт осторожно опустил на голову и укрепил на рогах бумажный нимб. Затем он расправил крылья и, закатив глаза кверху, словно в предобморочном состоянии, что в его представлении, по всей видимости, должно было сделать его похожим на ангела-хранителя, обратился к присутствующим со следующей речью:
— Зная, что ждет уважаемого богатыря Добрыню Никитича тяжкая участь… А кто добровольно согласится стать кобылой? Да хоть бы и жеребцом?! Совершенно верно, никто. Значит, налицо колдовство. А уж в этом я разбираюсь. И поэтому заявляю со всей ответственностью: превратить человека в коня против его воли невозможно. Значит, остается всего один вариант — обман. Я думаю, что бабушка Яга об этом сможет рассказать больше.
Яга недобро прищурилась.
Черт улыбнулся и продолжил:
— Почему у меня шерсть не дымится от гневного взгляда? Так колдовство здесь не действует. Или запамятовали? Ай-ай-ай, склероз…
— Черт, прекрати! — одернул я рогатого, схватив за хвост и выдернув с пути следования мощного блюда, метко брошенного разъяренной ведьмой. — Если что-то знаешь — скажи.
— Ладно уж. Может, помните историю про сестрицу Аленушку и братца Иванушку?
— Ты б еще про царя Гороха вспомнил, — буркнула Яга. — Давно это было, и неправда.
— Конечно неправда, — с излишней поспешностью согласился черт. — Там, значит, одна ведьма… никакого отношения к присутствующей здесь пенсионерке не имеющая… так вот, она придумала такую хитрость. Брала лужицу и заколдовывала в ней воду. А чтобы придать злодеянию видимость законности, метила ее соответствующим образом. Если на дне лужицы ставился отпечаток козлиного копыта, то, испив водицы, превратишься в козла, а если конского — то в коня.
— А если человеческой ноги? — поинтересовался Дон Кихот. — То конь или козел в человека превратится?
— Босой или обутой?
— Допустим, босой.
— Не-а… не превратится.
— А обутой превратится?
— Тоже нет.
— Так какая разница?
— Никакой.
— А зачем спрашивал?
— Я не спрашивал — я беседу поддерживал. Но вернемся к нашим баранам, то бишь коням. Если человек пьет из отмеченного копытом источника, то значит, вроде бы добровольно соглашается на колдовство.
— А если он его просто не видел?
— На это и расчет, — неизвестно чему обрадовался черт. — Не видел, не знал… какая разница? Незнание законов колдовства не освобождает от наказания за участие в нем. Так что можешь ржать потом, что ты не хотел, и доказывать, что не верблюд… или конь. Это я к чему? К тому, что Добрыне Никитичу, чтобы не «скакати» конем по врагам, а привычно рубить их мечом и гвоздить булавой, нужно не пить воду из луж с отпечатком конского копыта. Впрочем, с козлиным тоже.
— И вообще, из луж пить нельзя, — напомнила Ливия. — Не уверена, что можно превратиться в коня, но подхватить какую-то заразу очень даже можно.
— Ага! — согласился черт. — И провести весь героический поход под ближайшим кустиком.
— Может, мне все же дадут договорить? — поинтересовалась птица Гамаюн.
— Конечно… конечно…
— Значит, так… Лель, попроси своего зверя на меня так не смотреть, а то я себя уткой с яблоками чувствую.
— Рекс, — потрепав оленя по холке, я развернул его голову к себе, — может, с чертом погуляете?
Олень плотоядно рыкнул, а черт, которого отсутствие магических навыков сделало неспособным телепортироваться, а наличие крыльев за спиной лишило львиной доли маневренности, нехорошо позеленел и попытался окопаться при помощи подручных средств. Вилки и ложки.
— Слушайте пророчество для Яги.
— Ну-ну… — протянула ведьма, с угрозой скаля свой корявый клык устрашающей желтизны. Она и раньше была откровенно антисоциальным субъектом, а после принудительного купания в океане и потери своей любимой ступы стала к тому же раздражительна сверх меры. Так что с этой стороны невозможность использовать магию пошла нам на пользу. Можно не опасаться, что она устроит глобальный катаклизм.
— Если кто не в курсе, напоминаю: я уникальна, — сообщила птица Гамаюн. — Что значит — существую в единственном числе.
— Так тебя в Красную книгу занести нужно, — заявил черт — Как исчезающий вид.
— Да я пока на здоровье не жалуюсь.
— Потом поздно будет. Некоторые виды животных миллионы лет ждали, пока их в Красную книгу занесут. Так и не дождались — раньше вымерли.
— Черт, прекращай!
— Уже молчу. — Это он сказал мне. Потом повернулся к вещей птице: — А ты подумай.
— Я жду! — напомнила Яга.
Птица Гамаюн прокашлялась, собрала в кучу разбежавшиеся по разным углам зрачки и начала вещать севшим от волнения голосом:
То не ветер над дубравою стонет да свищет,
То Яга на ступе с помелом по свету белому рыщет.
Тебе полно-тка одной жить в глуши
да по-звериному,
Настала пора с милым в тереме жить-припевать
да по-доброму.
И в богатстве быть,
И в почете ходить,
А в почете ходить,
Так счастливой быть.
По мере оглашения перспектив лицо Яги все сильнее светилось от радости. Оно и понятно, простое женское счастье и все такое… Птица Гамаюн замолкла, переводя дух. А Яга, сияя, словно новый самовар или же армейский клозет перед проверкой, обернулась к Дон Кихоту и игриво подмигнула. Бесстрашный рыцарь побледнел, став похожим на восковую статую, и бесчувственно растянулся на траве, загрохотав доспехами.
— Мир да любовь вам, — буркнул черт, сочувственно глядя на благородного идальго с высоты пальмы, на которую взобрался от Рекса подальше.