— А что?
— А то, что я уже замерз. И если они не уйдут, то через полчаса нужно будет спускаться и бить им морды — для согревания.
— Понятно.
Но замерзнуть без дела нам не дали. Кто бросил первый снежок, я не узрел, лишь ойкнул кто-то из викингов, получив в нос и едва не сорвавшись с ветки. А затем снежки принялись кидать все снеговики без исключения. Опустит ветвь вниз, подвигает ею, и вот уже снежок готов. А бросают они не очень сильно, зато весьма и весьма прицельно. По мне тоже пару раз попали, пока черт не взялся выполнять возложенные на него высшими силами обязанности: хранить и беречь. Пристроившись на загривке, он ухватился руками за мои уши и дергает то за одно, то за второе, уводя голову с пути несущегося снежного снаряда.
— Так и будем сидеть? — поинтересовался Дон Кихот, в которого почти и не бросали снежков, особенно после того, как он догадался опустить забрало.
— Нужно уходить, — согласился я. — Жаль, среди нас Тарзанов нет, с дерева на дерево не получится.
— А как получится?
— Бегом. Главное — добраться до вот тех зарослей терновника. Снеговики через них не пройдут, а мы пробраться сумеем.
— А успеем?
— А выбор? — вопросом на вопрос ответил я. — Готовы? Рванули!
В пещеру мы вернулись в рекордно короткий срок.
Успокоив встревоженных женщин, мы расположились у костра. Погреться и обсудить ситуацию.
Для начала я рассказал Ливии, Леле и Яге о своей неудачной попытке проникнуть во дворец, а затем поделился соображениями.
— Я видел, как развалился снеговик, когда Рекс вырвал у него нос. Сдается мне, что это не случайно.
— А если случайность?
— Проверить не помешает. Если это закономерность, то можно сделать крючки на длинных ручках, и выковыривать ими морковку, не давая снеговикам приблизиться.
— И чего они такие агрессивные? — вздохнула Ливия, — Словно одержимы бесом. Может, их святой водой обрызгать?
— Хорошая идея, — похвалил черт. — Только ее сперва нагреть, а потом из ведра на голову кипятком. Враз растают.
— Не юродствуй! Я серьезно думаю, что они одержимы, иначе не были бы такими агрессивными.
— Они не одержимы, — возразил рогатый. — Уж я бы это сразу учуял. Просто… просто им баб не хватает… снежных.
— Что ты сказал?! — встрепенулся я, с надеждой посмотрев на черта.
— Я? — смутился он. — Ничего…
— Ты умница!
— Я?! — совсем растерялся рогатый.
— Ты, — подтвердил я. — Мы теперь с этими снеговиками быстро разделаемся.
— Как? — заинтересовались все.
— Заманим подальше от дворца.
— А они пойдут?
— А мы их живцом приманим.
— Каким живцом?
— Супер сексуальным, — многозначительно произнес я.
— А?
— Сейчас слепим такую снежную бабу, что от одного ее вида они изойдут на… ну на эту! На воду. Вот!
— А сработает? — усомнилась Леля. — Они ведь бесчувственные.
— Ничего, — осклабился черт. — Пускай морковку переставят или сосульку приспособят.
Отвесив ему подзатыльник, я выразительно погрозил пальцем.
— Прекращай свои шуточки, здесь тебе не ад.
— Порой я в этом сомневаюсь, — вздохнул мой ангел-хранитель, почесав потылицу.
— Главное — угадать их вкусы, — игнорируя явный намек, заметил я.
— Угадаем, — потер руки черт и скомандовал. — На лепку становись, раз-два!
— А ты чего раскомандовался? — возмутилась Яга.
— Так у меня опыт в этих делах имеется.
— Какой же? — удивились все.
— Я самому Микеланджело помогал его шедевр творить.
— Это какой? — осторожно поинтересовался я. — «Страшный суд» в Сикстинской капелле? Только что-то я там твоего изображения не припомню…
— Это же нарисовано, а я для скульптуры позировал. «Давид и Голиаф» называется, слышал?
— Слышал, — подтвердил я. — Что-то ты не больно на Давида похож…
— А Микеланджело с меня Голиафа ваял, — скромно признался черт.
— Круто. — Других слов у меня не нашлось.
— Так идем снежную бабу лепить?
— Идем.
Отступление двенадцатое
ЧАРКА ДЛЯ КОЩЕЯ БЕССМЕРТНОГО
Когда мой друг-рыбак пожаловался одному приятелю-гаишнику, что у него на прикормленном месте уже неделю не клюет, то в ответ услышал вопрос: «А может, этот участок дороги на ремонте?»
Кухонная байка
Ванюшка для своих годков ребенок весьма развитый и не по эпохе образованный. Так что тот факт, что любая обезьяна в принципе может раньше или позже заговорить, он принимал как данность. Причин не верить Дарвину и «Истории древнего мира», которую они с учителем прочли для общего образования, у ребенка не было. Но он полагал, что для этого обезьяна должна научиться курить, пить водку и бриться. Так что когда козырнувшая макака, кашлянув сивушным амбре, произнесла: «Не бойся», Ванюша растерялся. С одной стороны, от обезьяны веяло перегаром, но с другой — на украшенном пятаком рыле не было и следа знакомства с бритвой.
Рогатая макака приняла удивление за испуг и поспешила объясниться:
— Я свой. Глубоко законспирированный агент…
— А за что тебя закоцселвиловали?
— Законспирировали, — поправил агент, — это значит внедрили.
Комментарий Локи относительно последнего заявления макаки Ванюша не понял, что говорит о его хорошем воспитаний, а переспрашивать счел неуместным, ибо общаться как скандинавский пленник металлической маски на ментальном уровне не умел, а выдавать первой встречной обезьяне свой маленький секрет не собирался.
Макака шмыгнула носом и предложила:
— Давай знакомиться?
— Давай, — согласился Ваня. Говорящая обезьянка — это круто. Даже круче, чем оставшаяся дома лошадка Пеппи. — Меня зовут Ваня. А тебя?
— Можешь называть меня чертом.
— Челтом? — удивился Ванечка. — Не похож.
— Это почему? — обиделся агент.
— Потому. Когда дядя Люци к нам в гости плиезжал на мое день ложденье, то с ним всегда настоящий челт был. У него лозовый пятачок, длинные ложки и он много кулит.
— Дядя Люци? — переспросил малость ошарашенный агент глубокого внедрения. — Люцифер?
— Ага.
— Ваня, а папа у тебя кто?
— Папа.
— Звать его как?
