– Смотри, куда бросаешь! – заорал кот-баюн, который из двух талантов барда: идеальный слух и сильный голос, обладал в избытке только вторым, причем за счет первого. – Бросают тут всякие... Я на вас в Гринкисс заявлю, вы мне все пустыни кактусами засадите, все реки вспять и моря наизнанку...
Неизвестно, до чего бы договорился баюн, но тут вместо руки показалось заплывшее салом лицо в крохотной короне, удерживаемой на макушке посредством шнурка, пропущенного под подбородком на манер ремешка военной каски. Широкое лицо расплылось в улыбке, став еще шире, и радостно закричало:
– Люди! Люди!!!
Кот Василий презрительно ухмыльнулся и извлек из-под обломков кувшина небольшую тряпицу, на которой косо-криво было что-то нацарапано, внимательнейшим образом изучил, понюхал даже, затем, сохраняя маску непробиваемого превосходства, протянул мне.
А на корабле продолжали надрываться:
– Люди! Люди!!!
Странный какой-то...
Баба Яга тем временем несколько притомилась, поток ее красноречия иссяк, и она переключилась с теории на практику. Оружие пролетариата свистнуло в воздухе, брошенное слабой женской рукой, но с применением нешуточной магической силы.
– Лю...
Со звонким: «Бум-с!» крик оборвался, и неохватное лицо скрылось с наших глаз.
– Ну что ж вы так, бабушка? – Я укоризненно покачал головой. – Ведь можно было сначала поговорить...
– Че с ним, нарушителем спокойствия, байки травить, – отмахнулась Яга и направилась к избушке, ласково успокаивая перепуганное строение.
Получив минутную передышку, я расправил найденную записку и прочел:
«Тому, кто меня найдет...»
Ага!
«... и вернет на землю, дарую свою царскую благодарность и руку дочери».
Вместо подписи – печать с лаконичной надписью – «ЦАРЬ».
Понятно. Будем опускать... э-э-э... лучше скажем иначе. Будем обеспечивать спуск на грешную землю. Только сперва насчет царевны нужно уточнить, а то мало ли что?
– Васька, пособи!
– Морду бить будем? – топорща усы, предположил кот-баюн. – Разумеется, только в целях воспитания.
– Нет. Спасать.
– Эт зачем? Он, значицца, в нас кувшинами, избушку нервенной сделал – в клинику на реабилитационные курсы нужно отдавать, а мы помогай?
– Он царь.
– Тьфу на него!
– За спасение награду обещает.
– Я и говорю – нужно спасать. А большая?
– Кто?
– Награда.
– Написано: царскую благодарность и руку дочери.
– А про половину коня за царство там ничего не написано?
– Чего?
– Ну, полконя за царство!
– Наоборот. Полцарства за коня.
– Так написано?
– Нет. Про половину царства ничего нет.
– Жмот. Больно нужна нам его дочка. С этими прынцессами одно беспокойство. Крадут кто не лень.
– Так ты поможешь мне?
– А что надо?
– Кошкой поработать.
– Да ты че! – Поджав хвост и сделав глаза по полтиннику, кот-баюн поспешно попятился. – Ну повязала Аленка разок бантик, но это ни о чем не говорит...
– О чем ты?
– А ты?
– Я хочу обвязать тебя веревкой и забросить на корабль, чтобы потом подтянуть его к дереву.
– А... – воспрянул духом кот. – А я-то... Сказано – сделано.
Не прошло и часа, как мы приступили к реализации моей идеи.
Придерживаясь одной рукой за макушку дуба, я привстал и, удерживая кота-баюна за шиворот, раскачал его и перебросил через борт летучего корабля.
Со словами: «Не жди меня, мама, хорошего сына...» – Василий оказался на корабле.
Ослабив петлю, он пропустил бечевку через кольцо на палубе и осторожно спустил ее вниз. Следом пошла крепкая пеньковая веревка, вполне способная исполнить роль буксирного троса.
Крепко привязав корабль к дереву, я, поддерживаемый Троими-из-Тени, перебрался на корабль.
Кот-баюн с дотошностью налогового инспектора производил ревизию корабельного имущества, – пользуясь тем, что коронованный толстяк пребывал в бессознательном состоянии, – с целью определения вероятного размера вознаграждения.
– Василий!
– Да? – пересчитывая уцелевшие кувшины, ответил он.
– Верни корону, пожалуйста.
– Какую корону?
– Ту, которая была на царе.
– Каком царе?
– Вот этом. – Начиная терять терпение, я указал на толстяка, раскинувшегося в позе загорающего курортника.
– Не брал я никаких корон! Может, закатилась куда?
– А что это у тебя на шее?
– Где?
– Вот!!!
– А... это ошейник.
– Ага... Вот и положи его на место. Он чужой. И к тому же совершенно не твоего размера.
– Ну и ладно...
С показной брезгливостью сняв с шеи корону, он бросил ее под ноги, а сам занялся дегустацией напитков. Выковыряв из кувшина залитую воском пробку, он нюхнул, пригубил и жадно припал к горлышку.
– Жажда мучит, – между глотками пояснил он. Уважительно оценив богатство оттенков и величину набухающего на лбу царя синяка, я принялся приводить его в чувство.
– Что со мной? – открыв глаза, поинтересовался царь.
– Шел, поскользнулся – упал. Очнулся – гипс, – пояснил слегка осоловевший кот.
– А? – Лицо толстяка, и без того не обремененное интеллектом, стало совсем идиотским.
– Не волнуйтесь, – успокоил я его. – Мы вас спасем.
– Мы раз... бо-бо... бобойнички... к нам не подходи, а то зарежем, – старательно, но мало похоже на оригинал запел кот Василий.
Пора что-то делать с этим юным дарованием, пока он меня под монастырь не подвел...
– Может, спустимся на землю и там поговорим?
– На землю? – словно не веря своему счастью, переспросил царь.
– Да уж, – многозначительно изрек кот-баюн, – Бабе Яге много чего захочется сказать...
Царь побледнел и приложил руку к шишке:
– А она меня не съест?
– Сейчас спрошу.
Перевесившись через борт, я прокричал:
– Яга Костеногова, можно вас на минутку?
Кряхтя и держась за поясницу, она вышла на крыльцо:
– Аиньки, голубчик?
– Здесь вот интересуются: вы его есть не будете?
