— А котелок у него есть? — поинтересовалась у меня Агата.
— А я почем знаю?!
— Так спроси.
— Спрашиваю. — Повернувшись к Маздаю, я спросил: — У тебя котелок есть?
— Зачем?
— Некоторые интересуются.
— Ну есть, — подумав, ответил он.
— Ну есть, — повернувшись к голубоглазой валькирии, повторил я услышанное. — И что дальше?
— Давайте сперва покушаем, — предложила она.
— Давайте. А котелок тебе зачем?
— Варить.
— Ага.
— Зачем он ей? — поинтересовался дед Маздай, понимающий из нашего разговора лишь сказанное мною.
— Зелье приворотное готовить будет, — пошутил я и, обмотав полоской мяса розоватый корнеплод, сунул получившийся бутерброд в рот.
Агата лишь хмыкнула и подмигнула Ольге. Та сделала круглые глаза и прошептала:
— Из мяса и зерен, и из овощей.
— За-а-ачем? — Маздай нервно протер очки.
— Приворожить хочет, — по секрету сообщил я. И подмигнул ему.
И тут дед Маздай поразил меня своей простотой до икоты.
— А кого она приворожить хочет? — Поплевав на ладошку, он пригладил ею свои не очень буйные волосы.
— Хм… не знаю.
— А… — Опустив глаза долу, гостеприимный хозяин тихо попросил: — Спросить у нее можно?
— Легко. Спрашивай, — разрешил я.
— Но она… я… а ты…
— Понятно, — шамкая полным ртом и улыбаясь про себя, произнес я. — На роль сводни меня агитируешь?
— Чего это вы там удумали? — недобро сверкнула глазами Агата. — Чего ты там ему наговорил?
— Клянусь, что говорил все, кроме правды, и только правды. Ты ведь сама слышала…
— Какой правды? — насторожилась валькирия.
— А не все ли равно? Да хоть пионерской.
— Ты с кем разговариваешь? — спросила Ольга.
— Со всеми понемногу, — сообщил я. — Только впечатление такое, словно сам с собой… А ты почему не ешь? А ну-ка взяли все по огурцу, или что это за зеленый банан, и дружно зубками хрум-хрум… И ни слова во время трапезы. — Викториния благосклонно кивнула головой и аккуратно взяла с блюда веточку петрушки. Изысканно так, губами. И на протяжении всей трапезы вела себя словно в императорском трапезном зале. Поэтому и насытилась позже всех. Впрочем, нет. Тихон не насытился вовсе. У него существует всего два состояния: он может быть голодным и может быть полуголодным, а вот сытым он быть не может. По крайней мере достаточно долго для того, чтобы успеть отойти от стола и не проголодаться.
— Ладно. — Я решительно поднялся. — Пока не стемнело окончательно, я схожу за дровами. Где топор?
— Я с тобой! — в один голос воскликнули валькирии.
— Ваур, — поддержал их Тихон, видимо созревший для короткой прогулки к ближайшим зарослям.
— Я рублю этим. — Достав из шкафа широкое мачете, Маздай протянул его мне.
— Давай. — Не мечом же мне заниматься лесозаготовкой. Это для него будет унизительно.
Лесозаготовка в джунглях сама по себе вещь малоприятная, а уж на полный желудок и в почти полной темноте совершенно отвратная.
Ударными темпами покончив с ней, мы вернулись в башню с полными охапками сучьев, которые и свалили у дальней от камина стены, рядом с разбросанной соломой.
Мой ваурийский демон тотчас растянулся у жарко пылающего камина, вытянув лапы и распластав крылья.
Викториния стала рядом с ним и, опустив голову между широко расставленными передними ногами, тотчас задремала, всхрапывая и что-то невнятно бормоча.
Поскольку во время дневного перехода я основательно выспался, а деда Маздая тянуло поговорить, то, оставив девушек отдыхать, мы поднялись на чердачный этаж.
— Что это? — спросил я, разглядывая сваленные в один угол вещи, довольно странно смотревшиеся в падающем сквозь узкое оконце лунном свете. Какие-то металлические коробки и пластины, несколько круглых шлемов и пара-тройка длинных ящиков из черного органического стекла.
— Наследие древних.
— И что ты с ним делаешь?
— Ничего. Вот очки ношу, чтобы на мир по-разному смотреть. Сегодня-то они настоящее показывают, а завтра будут чудеса являть.
— Какие?
— Да разные. Смотришь вокруг, а здесь уже не руины, а замок чудный. Вокруг камины невидимые горят, шкафы блестящие, столы с приборами странными, таинственными, лишь древним подвластные. Может, вернется дракончик, возродятся знания, а пока… лишь смотреть остается. Протянешь руку — вот-вот, кажется, коснешься. А там нет ничего, мираж один, обман призрачный. Через два дня очередь сущностей тайных настанет. Все неживые предметы, как и положено, видятся, только ярче немного, а вот живые натуру свою скрытную проявляют. Бредет на водопой слон, а видится железное чудище с длинным прямым хоботом, которым оно водит из стороны в сторону. Жутко становится. Безжалостный он. А то вместо человека скелет бредет.
— Интересные очки. Можно посмотреть?
— Сегодня ничего все равно не увидишь, но, если хочешь, — вон, примерь любой шлем, там очки такие же. Я смотрел. Только носить не получается, не налезает на голову.
Ухватив один из шлемов, я потянул его на себя, за ним потащился прикрепленный к нему костюм. Последний был выполнен на манер спортивного трико, но не из простой ткани, а из кольчужной: маленькие металлические звенья тесно сплетены один с другим.
— Похоже на скафандр, — заметил я, пытаясь обнаружить способ отстегнуть шлем или надеть весь костюм. Современному человеку, умеющему завязать галстук на двойной узел, не должно составить труда отыскать молнию на древних доспехах.
Нащупав тянущийся от затылочной области шлема через всю спину шов, я поднес его к самому своему носу, напрасно пытаясь что-либо рассмотреть в слабом свете далекой и бледной луны.
— Приподними немного забрало и загляни, — посоветовал Маздай.
Но я уперто теребил шов, покуда он не начал расходиться.
— Другое дело.
Влезать в костюм я не стал, но шлем надел как положено.
— Ну как?
— Пока никак, — отчего-то шепотом ответил я Маздаю, созерцая темень.
И тут черное стекло лицевого забрала посветлело. По нему пробежал ряд светящихся символов, значения которых я не разобрал, и тихий голос произнес:
— Бруки пляки брами кряп.
— Что за бред, — удивился я, тем не менее очень хорошо представив себе, как колышется мембрана встроенных в боковые пластины шлема динамиков.
