Я удивленно приподнял бровь.
– Я тебя нанимаю, – повторила Лисса, – назначая оклад в размере двух золотых монет в день, плюс премиальные – двадцать золотых разово, при успешном исходе. Устраивает?
Я расслабленно кивнул, внутренне улыбаясь. В своих испачканных известью кожаных штанах, высоких сапогах и с неизменным «хвостом» волос, Лисса сейчас выглядела величественнее своих разодетых сестер и как две капли воды походила на мать – очаровательную женщину, управлявшую этим маленьким королевством железной рукой.
Сие наваждение длилось еще пару секунд, а потом Лисса все же оттаяла и вернулась в свое обычное состояние духа.
– Сивер, – сказала она почти извиняющимся тоном, – я же знала, что ты согласишься поехать. Но неужели ты мог подумать, что потом я оставлю тебя умирать с голоду?
– Хорошо, уговорились, – такую страшную перспективу я не рассматривал. – Премудрая, мне совершенно незачем выслушивать от твоего отца упреки в моем негативном воздействии на твое воспитание. Поэтому мы с Аконитом будем ждать тебя за карьером завтра утром, на восходе. Так что не опаздывай…
– А теперь, Премудрая, объясни мне, простому серому волкодлаку, что это за кони такие? Подумаешь, мясо жрут! Я вон тоже жру…
Мы с умеренной торопливостью ехали навстречу восходящему солнцу. Дорога, еще влажная от росы, почти не пылила под копытами наших отдохнувших коней. Где-то в промокших насквозь кустах, забывшись, заорал коростель и тут же замолк. Компания трясогузок перепорхнула дорогу перед самым носом Аконита, обозвав нас на своем птичьем языке всеми доступными бранными словами. Листва берез, обычно сероватая в полдень, сейчас играла золотистыми отсветами.
– А я не отказалась бы присоединить к своей коллекции череп твоей звериной ипостаси…
– Не дождешься!..
– …И не называй меня Премудрой, а то буду звать тебя Исчадием Тьмы!
– А я и не возражаю. Зови как хочешь.
– Хорошо, – Лисса фыркнула. – Это наверняка не кони – в обычном смысле слова. Среди давно вымерших тварей были такие – отдаленно похожие на лошадей, – но при этом они, судя по всему, были либо хищниками, либо всеядными. Подобные реликты иногда попадаются и теперь – вспомни вепрелона или виверну! Однако о непосредственно «конях» есть лишь одно упоминание.
Она перевела дух, откинув со лба прядь волов и продолжила:
– Около двух тысяч лет назад…
Я присвистнул; впрочем, такой срок кажется бесконечно долгим, пожалуй, только людям и гномам, с их кратким веком.
– …некий человек по имени Алкид взялся раздобыть для царя, которому служил, несколько коней особой стати. Кони эти имелись в хозяйстве у другого тогдашнего царя – Дидомена, который, согласно легенде, кормил их человеческим мясом. Алкид не стал сильно задумываться над этической стороной вопроса, ведь Дидомен якобы был жутким тираном, да и вообще, победителей не судят. Короче говоря, он разбил войско этого самого Дидомена, дворец его спалил, а коней захватил. Злобные твари, пока их не связали как следует, успели заесть насмерть чуть не полкоманды Алкидовой галеры. Несказанно изумленный таким поведением лошадок, работодатель Алкида не придумал ничего лучше, как приказать выпустить их куда-нибудь в лес. Там их, по преданию, съели дикие звери, хотя я с трудом представляю себе зверей, которые рискнули бы напасть на плотоядную лошадь. Разве что драконы… Вон даже твой Аконит – хотя и кусается, как зараза, и мяса не ест, но, думаю, волки бы с ним справились разве что впятером, и то не без потерь…
Дорогу нам перескочила косуля – крупный рыжий самец с короткими рогами-вилочками, собиравшийся, вероятно, передневать в маленьком колочке возле самого тракта. Отбежав саженей на сто, он остановился и издалека, преисполненный чувства собственной значимости, стал нас по-своему облаивать. Мы равнодушно проскакали мимо. Лисса машинально оглянулась на него и продолжила:
– Откуда кони взялись у Дидомена, история умалчивает (точнее, утверждает, что это подарок богов). И до последнего времени их считали легендой. Однако я уже трижды слышала, что на конских ярмарках нет-нет да и появлялся плотоядный жеребчик. Вероятно, выпущенные Алкидом кони выжили и где-то продолжали существовать, – может быть, в горах той же Эвксинии…
Оренополь еще не показался вдали, но уже давал о себе знать глубокими колеями тракта, частыми придорожными кострищами, сломанными тележными колесами и битыми кринками. Здесь тоже попадались ручьи и речушки; но если ранее мы проезжали их бродом, пеня холодную воду копытами коней, то теперь – по добротным деревянным мостикам, кое-где подгнившим, а кое-где новым, заботливо отремонтированным. По мере того как по краям дороги становилось все больше признаков цивилизации, пропорционально убывало количество птиц, чирикавших в придорожных кустах. Однако в стороне от тракта лес еще держал свои позиции: вязы и ясени стояли в своем вековом дозоре, укутав ноги стволов частым орешником и тощими стволиками подроста. Этот лес, как мне было известно по прежнему опыту, почти вплотную примыкал к городским стенам. С другой стороны города раскидывалась бесконечным махровым полотнищем степь, украшенная зелеными шапками колков, где до сих пор можно было встретить косяки диких лошадей, злобных и сторожких, а то и стада мрачных косматых круторогих диких быков – уров.
Мы остановились перекусить в тени под разлапистым кленом. Кусты заслоняли нас от дороги (на которой, несмотря на наезженность, мы до сих пор никого не встретили), над головой еле слышно шумела звездчатая листва.
– Как ты думаешь, – спросила Лисса, намазывая маслом хлебный ломоть, – удастся нам найти покупателя того коня?
– Ну, если то, что сказано в легендах, – правда, то только в виде конских яблок.
– Да ладно тебе! – фыркнула принцесса. – Не настолько же эти кони кровожадны! Ведь барышник на рынке как-то с ними справлялся. И потом, мы ведь даже не уверены, что там был именно конь Дидомена. Мало ли что народ торговый рассказывает?
– Тсс!.. – Я поднял палец и прислушался. Лисса мгновенно замолчала. Я покосился на Аконита – караковый конь задумчиво, но, впрочем, без особого страха, смотрел куда-то сквозь кусты лещины. – Так… – Я скинул куртку и начал поспешно разуваться. – Кто-то к нам подбирается со стороны леса. Будь настороже, а я взгляну, кто это.
Томительно долго изменяется тело… Иногда хочется, чтобы трансформация происходила, как у обычного оборотня, за каких-нибудь двадцать-тридцать секунд. Правда, у них она сопровождается мучительной болью и кратковременным параличом. Я же продолжал озираться и прислушиваться, чувствуя, как тело обрастает шерстью, как прорастают когтями кончики пальцев, как нарастает поток запахов, недоступных человеческому носу.
Я скользнул в чащу, под сумрачный свод ветвей, и втянул воздух, пытаясь отыскать ниточку запаха, ведущую к незнакомцу. Запах отыскался быстро и оказался подозрительно знакомым. Найдя путеводную нить, я уже уверенно скользил по ней, припадая на лапы и высматривая цель в зеленоватом полумраке.
