Между тем боевой запал у селян начал проходить. С утра он еще как-то поддерживался невыветрившимся хмелем и праведным гневом по поводу вчерашней наглости виверны, но после полудня резко пошел на убыль. Вспомнился опять же и легендарный ядовитый шип, которого никто, впрочем, в глаза не видел и уж тем более его действие не проверял. Сложность окружающего рельефа тоже не добавляла путникам бодрости. Пожалуй, прежнюю целеустремленность сохранял только Лепес, ну и, разумеется, барон.
– Эй, а мы туда идем-то? – вдруг опомнился один из мужиков. – Где этот пацан, что дорогу собирался казать?
– Дак ить он с нами не пошел, – отозвались сзади. – Боится, мол. Сказал, куда идти, да и слинял.
– Знамо дело, боится! – проворчал первый мужик. – Вот вернемся – отыщу да взгрею, чтоб за слова свои отвечал!
– А чей это пацан-то был? – поинтересовался кто-то. – Лепес, ты не видал?
– Не, не признал, – ответил Лепес, – но я и не приглядывался особо. Может, из соседнего села?
– Это из какого же? – зашумели в толпе; но, идея понравилась, послужив вполне достойным объяснением того, что в Цемсах парня никто не признал.
– Ну, долго еще?! – окрикнул их сзади рыцарь.
– Да откуда ж мы, господин барон… – начал было мужик, которому Лепес приходился свояком.
– Тихо! – вдруг приказал шагавший впереди всех Лепес, останавливаясь и предостерегающе поднимая руку.
Тропа неуверенно, словно сомневаясь в правильности своего направления, выбиралась на довольно ровный каменистый уступ, напоминавший гигантскую каминную полку. С трех сторон его амфитеатром окружали скалы, поросшие тщедушными березками и мощными папоротниками. Четвертая сторона обрывалась вниз на добрые двадцать саженей. Там, под обрывом, беспорядочно громоздились каменные обломки, проросшие бесчисленными перистыми листьями орляка и щедро усыпанные костями и черепами косуль, коз, лисиц, зайцев и собак. А на самой «каминной полке» спокойно восседали виверны.
Не один, не два, а не менее дюжины ящеров – от детенышей величиной с крупного гуся до патриархов длиной немногим менее трех саженей, – синхронно повернули головы в сторону пришельцев и воззрились на них с явным неодобрением.
– То-то они такие голодные, – проговорил за спиной у Лепеса владелец арбалета и с оправданным сомнением посмотрел на свое оружие. – Эка ж их, гадов, наплодилось!
– Что вы стоите?! – рявкнул барон, пытаясь протолкаться по узкой тропке вперед. – Бейте их, пока не взлетели!
Мужикам, замыкавшим шествие, стало любопытно, что там впереди. И они начали проталкиваться вслед за рыцарем, лишая своих односельчан, уже насмотревшихся на виверн, возможности поскорее убраться из гнездовья ящеров. Сами виверны некоторое время невозмутимо созерцали возникшую толчею, а затем наиболее крупные поднялись на лапы и поковыляли к краю обрыва. И именно в этот момент рвущийся в бой барон пихнул арбалетчика под руку, и злосчастное оружие выстрелило. Болт с хлопком пробил навылет крыло ближайшего ящера. Ящер заорал от боли и неожиданности и рванулся вперед; его пример подстегнул и прочих тварей. Они неуклюже заскакали к обрыву, взмахивая перепончатыми крыльями и хрипло крича, а потом, один за другим, взмыли в воздух, резко отталкиваясь от земли. Небо над головами опешивших людей заволокло громадными тенями; воздух загудел в расправленных «плоскостях»; от взмахов огромных крыльев трепетали листья березок и волосы на головах мужиков.
Барон наконец-то вырвался на открытое место с поднятым мечом, но вся стая уже оказалась вне его досягаемости. Виверны продолжили кругами набирать высоту, игнорируя посылаемые им вслед проклятия. Барон опустил меч и воззрился на селян.
– Вот видите! – выпалил он. – Это трусливые твари, страшные только с виду. Надо было бить их, пока они не взлетели!
Он в сердцах пнул валявшийся на земле лисий череп.
– Да уж не гневитесь, ваша милость, – виновато ответил хозяин арбалета, спрятав оружие за спину, – оплошали мы. Ну кто ж знал, что они такие?!
Рыцарь оглядел кучи хвороста, рассеянные по всей скальной полке – гнезда виверн. Вопреки расхожему заблуждению, виверны не кладут яиц (анатомия все равно не позволяет им их насиживать), а рождают живых детенышей, – правда, не более двух за раз.
– Да здесь змееныши! – воскликнул кто-то, тыча пальцем в двух пузатых виверновых птенцов с недоразвитыми еще крыльями.
Барона передернуло.
– Здесь надо все выжечь и уничтожить! – заявил он.
– А если ящеры вернутся? – опасливо спросил стоявший рядом мужик.
– Уничтожим и ящеров.
– Нет, это как-то неправильно, – вдруг заявил Лепес.
На него недоуменно уставились несколько односельчан.
– Ну, я имею в виду, что мы хотели убить одну виверну, которая пакостит, а не изводить все их гнездовье.
– Да ладно тебе, – сказал ему свояк, – откуда тебе известно, какая из этих гадин твоих лучших курей передушила? Может, они по очереди налетают, да еще и щенков своих к этому приучают?!
– Все виверны и линдвормы есть мерзость, оскверняющая землю своим присутствием, – заявил рыцарь. – И кончайте болтать чушь! Сбросьте всю эту дрянь со скалы.
– А я бы не стала этого делать на вашем месте, – спокойно произнес чей-то голос.
– Это еще кто? – возмутился барон. Мужики заозирались, пока наконец не увидели фигуру, стоявшую на краю окружающего гнездовье скального амфитеатра. Молодая женщина в свободном полотняном платье и с распущенными волосами, смотрела на них презрительно-сочувственно, скрестив руки на груди.
– Наталинка! – воскликнул один из селян. – Ну надо ж!
– Так вы меня узнали? – холодно усмехнулась Наталина. – Ну надо же! А ведь вы так надеялись никогда меня больше не видеть.
– Наталина… – выдохнул Лепес.
– О, и ты, любимый, меня признал?
– А, так ты ведьма! – вскричал барон.
– Помолчи! – оборвала его женщина. – Возможно, я дам тебе высказаться – потом.
Но барон уже, видимо, окончательно вышел из себя: он схватил за шею одного из виверновых детенышей и решительно шагнул к обрыву.
Наталина неожиданно запрокинула голову, и за ее плечами словно выросла крылатая тень. По горам прокатился вибрирующий звук, который никак не вязался с обликом молодой женщины (да и вообще с человеческим обликом).
Еще не зная, чего ожидать, мужики вдруг поняли, что ожидать этого они не хотят. И когда, отдавая дань их прозорливости, над головами селян воздух завыл в натянутых перепонках крыльев, они разом устремились к тропке, дабы побыстрее убраться из опасного места.
Первая виверна снизилась и ударила барона крылом так, что он выпустил из рук и свой меч, и жалобно скрипящего детеныша, а потом злобно зашипела ему в лицо. Это была сильная, матерая виверна, ростом не уступавшая взрослому человеку и способная легко унести его в своих когтях. Второй такой же ящер атаковал беспорядочно сгрудившихся мужиков, налетев на них всем своим весом и повалив наземь, как кегли. Перепуганные селяне поспешно вскакивали на ноги, стремясь поскорее оказаться на тропке, как будто она могла спасти их от крылатого врага. Те, кто преуспел в этом, с воплями бросились бежать прочь. Отстающих настигали щедрые удары когтистых лап и укусы острых зубов.
