— Короче, Ирдик! — нагло перебил Кант. — Что с циклопами?
— Разбежались они все, — тут же сменил тему джинн, — а мы разлетелись в разные стороны. Заклятие перемещения нал ожил ось слоями, вот нас и разделило по парам. Тебя с Витей перенесло, меня с Севой, а Яркулу с Мусором.
— А Саныча? — спросил я. — Его, между прочим, знаете как зовут? Циклопедиус! Фамилия такая.
— Странная фамилия, — хмыкнул Ирдик, — подозрительная. А с кем он улетел и улетел ли вообще, я не знаю. Может, с Яркулой, а может, в туалете остался.
— Его теперь и милиция ищет, — сказал я.
— Те двое, что валяются в коридоре, — милиция? — поморщился Ирдик. — Не смешите мои ушные раковины! Милиция не падает в обморок при виде одного-единственного джинна. Это вшестером мы банда, а в одиночку, признаюсь, даже череп толком проломить не можем.
— В общем, переместились мы с Витей в квартиру, а вы с Севой куда? — перебил его Кант нетерпеливо.
— В микрорайон, неподалеку, — ответил Ирдик.
— Я с-сразу его узнал и пред-дложил идти к Вите, — сказал Сева.
— Молодец! — Кант махнул пилочкой. — Хвалю. Единственное разумное существо среди всех нас.
Сева стянул с головы шапку, обнажив копну мокрых взъерошенных волос, и стал нервно мять ее в руках. Его розовые "лопухи" загорелись с новой силой.
— А куда делись Яркула с Мусором?
— А кто ж их знает? — пожал плечами Ирдик. — Мы здесь, а они где-то еще.
— А еще есть я! — сказал чей-то чревовеща-тельный бас из-под стола.
Сева, сидевший рядом, взвизгнул и подпрыгнул высоко в воздух.
— Миша Кретчетов! — воскликнул Ирдик. — Ты-то как здесь оказался?
— Меня кто-нибудь спрашивал, хочу ли я перемещаться или не хочу? — спросил бас Миши с потолка. — Взяли и перенесли, тоже мне!
— Ты же обиделся! — сказал Ирдик. — Разговаривать перестал, ставки делать начал. Мы подумали, ты ушел потом.
— С самого интересного и уходить? — изумился Миша Кретчетов. — А ты, когда эротические фильмы смотришь, на самом интересном месте ужинать идешь, да? До конца, небось, досматриваешь! Вот и я решил посмотреть, чем вся эта ваша битва закончится. Зря вы меня не послушались насчет канализации. Я предлагал отвинтить унитазы и пустить воду. От такого ужасающего запаха циклопы пришли бы в пол-нейшее безумие и разбежались!
— Я бы тоже от такого запаха пришел в полнейшее безумие, — сказал Ирдик. — И так все обошлось.
— А здороваться что, уже не надо? — спросил Кант. Он уже кончил пилить ногти на руках и перешел на ногти на ногах. К слову сказать, носков на нем не было, и я заметил, что на пятках у НЕфилософа прорастают черные кучерявые волосики.
— Кант! Здорово, дружище! — проговорил Миша Кретчетов, — За порядком следишь? Ценю. Ты же в плену был, если не ошибаюсь?
— Освободился, — ответил Кант. — А вот тебе, Миша, я не верю. Ни один чревовещательный бас никогда в жизни не подчинится заклятию перемещения, если сам того не захочет! Верно?
— Меня застали врасплох, — буркнул бас из угла. — Я как раз распихивал день… принимал ставки! Между прочим, кое-кто не успел поставить на ваш побег и будет чрезвычайно зол!
— Это нас не касается, — сказал Кант спокойным, ровным голосом, — Если думаешь нажиться на своем чревовещании в конкретной ситуации, то у тебя ничего не выйдет.;Я не позволю.
— Даже за сто тыщ миллионов? — с надеждой спросил Миша.
— Даже за сто тыщ. К тому же у тебя таких денег отродясь не водилось.
— Ну и ладно, — недовольно проговорил чревовещательный бас, — ну и обидюсь на вас снова. Сами думайте, как попасть в логово циклопов и остановить их.
— Мы об этом как-то и не думали, — пожал плечами Ирдик. — Зачем нам это?
— А затем, что циклоповский шаман ужасно разозлился и собирается завтра утром выпустить в город свое детище — гигантского циклопа, который разнесет Новоозерск в щепки, а заодно и вас! Я думал, вы умные, хотите предотвратить беду, а вы, оказывается, подлые трусы, которые предпочитают отсиживаться в норе и ждать, пока из-за вас погибнет добрая половина человечества! Позор вам и вечное клеймо промеж глаз! Люди не забудут вас! Ваши имена станут нарицательными! Они будут означать трусость и безответственность! Алчность и крохоборство! Содом и Гоморру! Лило и Стича! Короля и Шута! Матрицу и Революцию! — Чревовещательный бас Миши Кретчетова закончил пламенную речь долгим, протяжным рыданием и всхлипываниями, которые раздавались попеременно в различных углах зала, — Я не хочу умирать так рано! — добавил он в конце дрожащим голосом. — Мне всего двенадцать тысяч лет! Я даже не женат!
— Кто ж за тебя выйдет, ты же бесплотный! — сказал Ирдик.
— Раз в полгода я обрастаю плотью, и кровью, и кожей, и волосами, и даже бородой, — всхлипнул Миша Кретчетов, — Чем не жених? А к весне меня уже не будет! Кхы-кхы-кхы…
— Да ладно тебе. — Ирдик от смущения стал водить по занавеске ладонью. Углы занавески обуглились и почернели. — Мы как раз собирались решать, как нам попасть в логово циклопов. Где, ты говоришь, они обитают?
— Двести дзенов, — сказал чревовещательный бас. Было совершенно ясно, что он чужд всяческого сочувствия и сострадания.
— А как же борьба за мир и собственную жизнь?
— На кой мне жизнь, если нет денег? — философски заметил Миша Кретчетов. — Можно сто девяносто дзенов, я не жадный.
— Зато я жадный, — сказал Ирдик, заглядывая в кармашек на шортах. — Сто восемьдесят семь!
— Не пойдет. Сто девяносто и точка!
— Но у меня нет таких денег!
Кант благоразумно не вмешивался, продолжая орудовать пилочкой.
— Вот сейчас придет Яркула, он тебе одолжит! — сказал бас, помолчав.
И действительно, не успел Миша договорить, как в дверь требовательно застучали. К тому же послышался голос графа Яркулы:
— Открывайте! Тяжело ведь! Надорвусь!
Я кинулся в коридор и распахнул дверь.
На пороге стоял сияющий радостью Мусорщик. Его пальто было расстегнуто на груди, свитер задрался к горлу, бороденка топорщилась в разные стороны и походила на крепко выжатый кусок мочалки.
Из-за Мусора выглядывал Яркула, красный как рак, вспотевший и злой. На плечах именитого вампира лежало обмякшее тело Саныча Циклопедиуса.
— Войти можно? — спросил Мусор, крепко пожимая мне руку, и переступил через порог.
3
В комнате появление Яркулы, Мусора и Саныча было встречено дружными радостными возгласами. Кричали, правда, только Ирдик и Сева. Кант, сохраняя НЕфилософскую важность, лишь коротко кивнул головой, а Миша Кретчетов предпочел скромно промолчать.
Яркула, чей красный цвет лица медленно переходил в лиловый, дотащил Саныча до дивана и опрокинул его с плеч, громко при этом выдохнув. Сам рухнул рядом, стягивая ботинки. Под ботинками оказались теплые, вязанные из ярко-красной нитки носки. Простонав от наслаждения, Яркула откинулся на подушки и стал разминать руками пятки.
