— Здесь следует повернуть направо, — подсказал любезный Геларий комиту, увлекшемуся интересной беседой.
— Но это проселочная дорога, — насторожился Ацилий. — Как бы колеса наших телег не увязли в грязи.
— Не беспокойся, комит, последний дождь в этих краях прошел две недели назад. Зато мы сократим путь почти на треть.
Ацилий обернулся на утопающий в пыли обоз и махнул рукой. И люди, и лошади были утомлены долгой дорогой и летним зноем, а потому с большой охотою свернули под сень дубравы. До реки, где животные могли утолить жажду, оставалось недалеко. Так, во всяком случае, уверял корректор Скудилон, и Ацилий охотно ему поверил.
— А что у тебя с рукой? — спросил комит у Гелария.
— Пустяки, — усмехнулся бывалый трибун. — Меня слегка зацепили в последней битве.
— Император Валентиниан опасается, что мятеж Прокопия вызовет волнения в пограничных землях империи, — вздохнул Ацилий.
— У нас пока тихо, — улыбнулся трибун Геларий. — Прошел, правда, слух о варварах, проникших во Фракию то ли из Венедии, то ли из Готии.
— Это уже заботы комита Лупициана, — нахмурился Ацилий. — А мне бы обоз побыстрее сбыть с рук.
— В этом мы тебе, пожалуй, поможем, комит, — сказал корректор Скудилон, оглядываясь по сторонам.
— Каким образом? — не понял Ацилий.
— А вот таким! — Трибун Геларий схватил комита здоровой рукой за плечо и резко рванул вниз.
Ацилий взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и рухнул в дорожную пыль. Оглушенный комит не сразу понял, что нападению подвергся не только он сам, но и вверенный его заботам обоз. Личная охрана Ацилия не сумела оказать достойного сопротивления коварным посланцам Лупициана. Комит осознал это, когда его клибонарии стали падать с коней один за другим. Ацилий попытался встать на ноги, но был придавлен к земле тушей коня, пронзенного по меньшей мере десятком стрел. А за спиной поверженного комита разгоралась самая настоящая битва. Легионеры, застигнутые врасплох на марше, все-таки пытались оказать сопротивление. А клибонарии даже сумели оттеснить трибуна Гелария и его людей, столь подло обошедшихся с комитом. Ацилий с чужой помощью поднялся с земли и сел в седло. К сожалению, успех клибонариев оказался локальным, и они вскоре были отброшены в заросли наседающими варварами. Комит, поначалу заподозривший было в измене Лупициана, наконец сообразил, что ловушку ему расставили совсем другие люди. Ацилий предпринял героическую попытку собрать вокруг себя клибонариев, дабы помочь пешим легионерам, безжалостно истребляемым варварами. Но клибонарии падали один за другим под градом стрел, летевших непонятно откуда, и под ударами мечей варваров, вырастающих словно из-под земли. Как человек опытный, Ацилий быстро определил, что имеет дело с хорошо обученными и отлично вооруженными противниками. Конные варвары ни доспехами, ни закалкой мечей не уступали клибонариям. А их пехота, ощетинившись длинными копьями, буквально сметала со своего пути легионеров, пытавшихся сомкнуть ряды. Комиту Ацилию не в чем было упрекнуть своих людей — даже оказавшись в безнадежном положении, они дрались с редким упорством. Но натиск варваров не только не ослабевал, а уж скорее услиливался. Причем атаковали они сразу с двух сторон, взяв легионеров в клещи. Однако более всего людям комита досаждали лучники, сидевшие на деревьях. Несчастные легионеры не в силах были защитить себя от летящей сверху смерти. Ацилий с сотней уцелевших клибонариев попытался прорваться сквозь плотные ряды варваров, но был во второй раз за сегодняшний день выброшен из седла. В этот раз комиту подняться не дали. Ацилий увидел блеск стали над своей головой, попробовал выбросить меч для перехвата, но сдержать удар секиры не сумел и рухнул в пыль, обливаясь кровью.
Захват обоза дорого стоил готам и венедам. Только убитыми они потеряли пятьсот человек. Правда, в двух кровопролитных битвах они разгромили двенадцать римских легионов и покрыли себя вечной славой. Во всяком случае, так утверждал Фронелий, и никто из вождей не стал ему возражать. Римлянам все-таки удалось спасти несколько мешков с золотом, но основная часть императорской казны так и осталась на дороге. Золото свалили в кучу и занялись убитыми и ранеными. Число последних достигало нескольких сотен, что в будущем сулило варварам, опрометчиво углубившимся в земли империи, немалые проблемы. К счастью, телеги для перевозки раненых имелись. Их освободили от оружия и воинского снаряжения. Часть этого снаряжения тут же расхватали воины, а лишнее оружие так и осталось валяться в пыли рядом с поверженными легионерами. Золото решили поделить тут же на месте, дабы каждый мог попробовать одержанную победу на зуб. Вожди, как положено, получили побольше, простые воины поменьше. Но недовольных дележкой не было. Золота императора Валентиниана хватило на всех. Разве что Фронелий, пряча свою часть добычи в кожаный мешок, вскользь заметил, что денарий нынче совсем не тот, что был еще сто лет назад. После многочисленных реформ последних императоров количество драгоценного металла в нем уменьшилось настолько, что приличному человеку стыдно стало брать монету в руки. И весит денарий чуть не вдвое меньше, чем прежде, и примесей в нем стало больше.
— А ты выброси их, — насмешливо посоветовал Фронелию боярин Гвидон. — Зачем обременять лишней ношей уставшего коня.
— Выбросить-то я их выброшу, но только не в дорожную пыль, а на стойку римской харчевни, — в тон ему отозвался магистр. — Даже за такие порченые денарии в Риме наливают очень качественное вино.
— А ты не боишься возвращаться в Рим после участия в мятеже? — спросил Придияр. — Ведь тебя опознает первый встречный.
Фронелий расхохотался так, что конь Придияра шарахнулся в сторону от испуга.
— Ты знаешь, сколько людей в Риме, древинг? — спросил магистр. — Даже если вся твоя дружина войдет в город, этого никто не заметит.
— Шутишь? — не поверил Гвидон.
— Да какие тут шутки, — рассердился Фронелий. — Спроси хоть у Руфина. Я бы на вашем месте, вожди, съездил в Рим. Будет о чем внукам рассказать. Заодно поможете патрикию найти любимую женщину.
— Я уже дал тебе согласие, Фронелий, — усмехнулся Придияр.
— Так уговори своих друзей составить нам компанию.
Гвидон с Оттоном переглянулись. Предложение было заманчивым. Особенно для боярина, который отправился в столь дальний поход не столько за добычей, сколько для того, чтобы посмотреть мир. Пока что он увидел несколько фракийских городов, мало чем отличающихся от венедских и русколанских, да пару-тройку римских крепостей, куда его, впрочем, не пустили.
— Надо сначала вывести людей из пределов империи, — вздохнул Оттон. — Похоронить павших.
— Тризну по ушедшим мы справим на берегу реки, — возразил товарищу Придияр. — А что касается наших людей, то дорогу домой они и без нас найдут. Воеводы Ратибор и Годлав сумеют дать отпор любому, кто встанет на их пути.
— Некому вставать, — покачал головой Фронелий. — Если комит Лупициан и спасся от разгрома, то вряд ли он в ближайшее время осмелится высунуть нос из-за крепостных стен. Поверьте моему опыту, вожди, ничего вашим людям во Фракии не угрожает. Во всяком случае, в ближайший месяц.
