Во дворце ректора Максима высокородного Лупициана поджидал сюрприз в лице трибуна Аполлинария, посчитавшего своим долгом лично доложить комиту о блестяще проведенной операции. Трибун был слегка навеселе, но на ногах держался твердо.
— Значит, обоз вам удалось перехватить?
— Не изволь беспокоиться, высокородный Лупициан, продовольствие в целости и сохранности доставлено на загородную виллу. Нотарий Пордака лично пересчитал все телеги и проверил их содержимое.
— Благодарю за службу, светлейший Аполлинарий, — кивнул комит. — Ты и твои люди оказали империи величайшую услугу.
Честно говоря, трибун так и не понял, за что его так возлюбили комит Лупициан и нотарий Пордака. Дело-то было абсолютно плевым! Какой-то обоз с продовольствием, который к тому же не стоил клибонариям ни капли пролитой крови. И вдруг такая неслыханная щедрость. Мало того, что Пордака отвалил трибуну пятьсот денариев, так еще и Лупициан добавил двести. Вот уж воистину не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Комит Лупициан разослал гонцов во все концы обширной провинции с требованием направить легионы к городу Маркианаполю. Готы после побоища в городе отошли к Дунаю и затаились в укрепленном лагере. Никаких действий против ромеев они предпринимать пока, похоже, не собирались. Скорее всего, среди готских старейшин нет единства, и наверняка многие из них сейчас проклинают рекса Придияра за то, что он рассорил варваров с Великим Римом. К сожалению, во время схватки в курии погиб рекс Алавива, выступавший за мирное разрешение всех проблем, а вот неукротимый Придияр сумел ускользнуть. Однако Придияр, если верить осведомителям, принадлежал к племени древингов, и вестготские старейшины относились к нему с большой настороженностью. Не говоря уже об остготах. Рекс Сафрак уже утром следующего дня прислал к Лупициану гонца и его устами заверил комита от имени юного Винитара Амала, что остготы не собираются поддерживать вестготов в их неуемных претензиях к Великой империи.
Лупициан, занятый разрешением неотложных дел, только на третий день вспомнил, что от нотария Пордаки не поступило пока никаких вестей. Комит, слегка обеспокоенный долгим молчанием верного сподвижника, отправился на виллу погибшего Максима в сопровождении сотни клибонариев. Вилла, к счастью, оказалась цела. По всему было видно, что волна готских грабежей обошла ее стороной. Это предположение комита с охотой подтвердил старый Алозий, управляющий обширным хозяйством. Он же на вопрос о нотарии Пордаке с готовностью закивал:
— Был он у нас, но два дня назад покинул виллу, тепло поблагодарив меня за гостеприимство.
— А обоз? — вскричал Лупициан.
— Обоз он, естественно, взял с собой, — удивился вопросу Алозий. — От благородной Целестины я узнал, что они отправляются в Константинополь.
Лупициан был потрясен чужим неслыханным коварством до такой степени, что даже на какое-то время потерял способность не только говорить, но и мыслить. Однако после того как он залпом осушил кубок с вином, поднесенный заботливым Алозием, в голове у него просветлело. В конце концов Пордака мог посчитать Лупициана погибшим и договориться с Целестиной о покровительстве другого высокопоставленного лица — префекта Софрония, который с самого начала был в курсе дела, затеваемого хитроумным нотарием.
— Муций, — приказал Лупициан сотнику своей охраны, — скачи по Константинопольской дороге до тех пор, пока не догонишь обоз. Скажи Пордаке, что я крайне обеспокоен его поведением. Передашь нотарию мой приказ: обоз укрыть в Андрионаполе, а ему самому немедленно прибыть в Маркианаполь.
— А если нотарий не согласится следовать за мной?
— Тогда арестуй его и доставь в курию в кандалах.
В расторопности сотника Муция комит не сомневался. За два дня телеги, груженные под самую завязку, не могли продвинуться слишком далеко. Наверняка сотник сумеет догнать Пордаку на полпути к Константинополю, если, конечно, нотарий действительно отправился в столицу, а не переметнулся к восставшим готам. Последний вариант тоже не стоило сбрасывать со счетов, и Лупициан, вернувшись в город, с удвоенной энергией принялся за формирование боеспособного войска. К счастью, перетрусившие чиновники, как гражданские, так и военные, принялись помогать ему с пылом, редкостным в обленившихся людях. Все они отлично понимали, что вестготы не станут долго отсиживаться в укрепленном лагере. Нехватка продовольствия обязательно подтолкнет их к насилию и грабежам, и тогда запылают не только хижины простых фракийцев, но и поместья лучших мужей провинции.
Через десять дней под рукой у комита Лупициана собралось двадцать пять легионов пехоты и пять тысяч клибонариев. Сила необоримая! Так, во всяком случае, казалось многим обывателям Маркианаполя, собравшимся на площади перед курией, чтобы проводить высокородного Лупициана в поход. Радость обывателей, уже видевших кровь на улицах родного города, можно было понять, однако сумрачный вид комита насторожил многих. Неужели Лупициан, имея за плечами такую силу, сомневается в победе? К счастью, комит был уверен и в себе, и в своих легионерах. В кратком выступлении перед курией он заявил горожанам, что уже через несколько дней вожди готов будут закованы в железо и отправлены в Антиохию, на суд императора.
— Да здравствует божественный Валент, — грянула толпа вслед за высокородным Лупицианом.
Скверное настроение комита было связано не с вестготами, по-прежнему стоящими на берегу Дуная, а с отсутствием вестей от сотника Муция, который сгинул где-то на Константинопольской дороге. И лишь когда Лупициан уже покидал город, его нагнал долгожданный Муций. Сотник был с головы до пят покрыт пылью, сквозь которую сверкали сердитые карие глаза.
— Никто Пордаку на Константинопольской дороге не видел, — доложил сотник комиту. — У Андрионаполя мы догнали благородную Целестину, но с ней были лишь четыре телеги и крытый возок.
— Почему вы ее не задержали?
— А с какой стати? — возмутился Муций. — Про Целестину ты даже не упоминал, высокородный Лупициан. А благородными матронами забита едва ли не вся Константинопольская дорога. Все они со своим скарбом и домочадцами бегут из Фракии от готов.
— Но ты хотя бы расспросил ее о Пордаке?
— Расспросил, — вздохнул Муций. — Целестина сказала, что нотарий покинул виллу Максима вместе с неким торговцем Фронелием и тремя готами.
— Фронелием?! — вскричал Лупициан, сообразивший наконец, как жестоко его обманули.
Если бы Пордака сейчас находился в поле зрения комита, то эта минута стала бы последней в его жизни. К сожалению, вороватый нотарий предусмотрел все, в том числе и гнев Лупициана.
Впрочем, комит быстро овладел собой. Все еще можно было поправить, если действовать напористо и стремительно. Нельзя дать готам возможность переправиться через Дунай. Надо выманить их в чистое поле и уничтожить. Вот тогда Пордаке некуда будет бежать вместе с украденным золотом.
Замысел комита с самого начала показался трибунам странным. Вместо того чтобы прижать готов к Дунаю и тем самым обезопасить фракийские города, высокородный Лупициан зачем-то повел легионы вдоль берега реки и встал напротив самого удобного в этих местах брода. Таким образом он, конечно, отрезал готам путь к отступлению, зато оставил им возможность в случае поражения рассыпаться по всей провинции, с весьма печальными для обывателей последствиями.
