— Помяни мое слово, высокородный Пордака, — жаловался коллеге комит финансов Феон, — нас еще заставят кланяться венедскому божку Веласию.
— Велесу, — поправил расстроенного комита Пордака. — А ты разве склонен к оборотничеству, высокородный Феон?
— Это в каком смысле? — удивился комит финансов.
— В прямом, — пожал плечами Пордака. — Велесу служат оборотни. Высокородный Перразий не даст соврать.
Перразий был третьим участником застолья, организованного Пордакой для близких друзей. Комит тайных агентов, в отличие от хозяина, свое место пока сохранил. Видимо, у ближников божественного Евгения до него просто руки не дошли.
— Жуткое было дело, — сказал Перразий, отставляя кубок в сторону. — Ты ведь знаешь Серпиния, высокородный Феон?
— Но ведь он… — покрутил рукой у виска комит финансов.
— С тех самых пор, — охотно подтвердил Перразий. — Кто ж знал, что христианка Ефимия способна вызвать дьявола из преисподней.
— Но ведь речь шла об оборотне?
— А разве есть разница между демоном и оборотнем? — в свою очередь удивился Пордака. — Серпинию еще повезло, он просто тронулся умом. А вот комит Федустий, префект Рима Телласий, патрикий Трулла и еще по меньшей мере тысяча легионеров пали в неравной битве с силами ада.
— Я что-то слышал об этом, — задумчиво проговорил Феон. — Правда, это было давно, лет двадцать пять тому назад. Но я считал, что это пустая болтовня.
— Увы, комит, — вздохнул Пордака, — и рад бы согласиться с тобой, но я ведь все это видел собственными глазами. Земля разверзлась под нашими ногами, и сотни бесов хлынули на нас из ада.
Врал Пордака столь вдохновенно, что убедил не только высокородного Феона, но и самого себя. На мгновение ему почудилось, что он действительно был свидетелем столь потрясающего события, и Пордака поспешно перекрестился, дабы отогнать наваждение.
— Мне даже вспоминать об этом страшно, — поделился он своим горем с Феоном.
— А что с ними было потом?
— С кем? — переспросил Пордака.
— С демонами!
— Вернулись в человеческое обличье, — вздохнул Перразий. — И совсем неплохо себя в этом обличье чувствовали.
— До поры, — поддакнул Пордака. — Но двоих из них, Оттона Балта и Придияра Гаста, епископу Нектарию и императору Феодосию все-таки удалось извести. А вот третий, Гвидон, самый, пожалуй, опасный из всей троицы, жив и здоров.
— Это тот самый Гвидон, который сейчас управляет Северной Галлией? — поразился Феон.
— Он самый, — охотно подтвердил Пордака. — Ближайший союзник сиятельного Руфина, на помощь которого рассчитывает и император Евгений.
— Невероятно, — покачал головой Феон.
— Не веришь нам, поговори с отцом Леонидосом, он ведь отрекся от арианской ереси и сейчас один из самых ревностных сподвижников епископа Амвросия.
Феон был искренне верующим человеком, последовательным христианином, которого епископ Амвросий не раз ставил в пример другим чиновникам. На этом, собственно, и строили свой расчет Пордака с Перразием, стараясь внести раскол в ряды сторонников божественного Евгения, и без того весьма непрочные. Пордака нисколько не сомневался, что спорить о власти императору Феодосию придется не с глупым Евгением, а с умным Руфином. И что именно сиятельного Руфина следует опорочить в первую голову, дабы рассорить его с влиятельными римскими патрикиями, как язычниками, так и христианами. Проводив расстроенного Феона, Пордака и Перразий вернулись к столу, чтобы продолжить прерванную беседу.
— Магистр Лупициан прислал мне письмо, — понизил голос Перразий. — Легионы Феодосия скрытно перебрасываются в Далмацию. Через десять дней они вторгнутся в Истрию, и участь Евгения будет решена.
— А как же древинги и русколаны? — нахмурился Пордака. — Вдруг они ударят Феодосию в тыл?
— Древинги и русколаны зализывают раны, полученные в битве с Баламбером, — возразил Перразий. — А что касается готов, то они во главе с рексами Правитой и Гайаной присоединились к императору. Под рукой у божественного Феодосия армия в тридцать тысяч легионеров, пять тысяч клибонариев и пять тысяч конных аланов, заключивших с императором договор. Думаю, этого вполне хватит, чтобы разгромить собранные наспех легионы Евгения.
— А если Руфин обратится за помощью к франкам Гвидона?
— Пусть обратится, — усмехнулся Перразий. — Более того, Лупициан просит, чтобы ты, высокородный Пордака, направил мысли сиятельного Руфина именно в эту сторону. Пока он в Галлии будет договариваться с рексом Гвидоном, Феодосий успеет посчитаться с самозванцем Евгением.
— Разумно, — кивнул головой Пордака. — Патрикий Руфин — единственный человек, способный реально противостоять Феодосию.
Руфин был всего лишь лет на пять моложе Пордаки, но выглядел так, словно только что перешагнул рубеж сорокалетия. Однако прожитые годы наложили свой отпечаток и на лицо мятежного патрикия, и особенно на его черные от природы волосы. Ныне эти волосы были сильно трачены сединой. Тем не менее рядом с тучным, страдающим одышкой Пордакой патрикий Руфин смотрелся просто молодцом.
— Наслышан о твоих подвигах, высокородный Пордака, — насмешливо проговорил Руфин, поднимаясь навстречу гостю. — И ждал все эти дни, когда же ты придешь за расчетом.
— Я всего лишь помог сыну отомстить за предательски убитого отца, — ласково улыбнулся хозяину Пордака. — Кстати, это ведь дом сиятельного Меровлада?
— Я воспользовался гостеприимством Стилихона, — кивнул Руфин и широким жестом пригласил старого знакомого к столу.
— А что касается расчета, сиятельный префект, — усмехнулся Пордака, — то я уже богат настолько, что сто или двести тысяч денариев не играют для меня существенной роли. Люди в моем возрасте больше всего ценят покой.
— Ты не ответил на мой вопрос, комит, — нахмурился Руфин. — Зачем ты убил Андрогаста, пусть и руками Стилихона?
— Въедливый был человек, — вздохнул Пордака. — И все время лез в дела, его не касающиеся. К тому же он погубил моего благодетеля, божественного Валентиниана. Согласись, Руфин, мальчик ни в чем не был перед ним виноват.
— Ты стал жалостливым, Пордака? — удивился Руфин. — С чего бы это?
— Язычнику не понять христианина, находящегося в двух шагах от могилы, — сокрушенно развел руками Пордака.
Руфин захохотал, обнажив при этом два ряда великолепных зубов. Пордака ему позавидовал. Сам он не мог похвастаться резцами и давно уже жареному мясу предпочитал перетертую пищу.
— Рыба повару удалась, — сказал Пордака, кивая на опустевшее блюдо. — Все-таки римляне умеют готовить. А вот в Константинополе хорошего повара днем с огнем не найдешь.
— В Константинополе в другом преуспели, — резко оборвал смех Руфин.
— Об этом я и пришел с тобой поговорить, — охотно согласился Пордака. — Или ты надеялся, патрикий, что Феодосий даст тебе проглотить половину империи?
