— Кто этот человек? — спросил магистр у бледной Ариадны.
— Это мой муж, — слабо улыбнулась та. — Божественный Анастасий.
Несторию показалось, что он сходит с ума. Еще вчера патрикии из свиты Зинона едва не передрались, решая судьбу империи. Константинопольская чернь волновалась уже пятый день. В городе ждали погромов и мятежа. Магистр Иоанн готовился ввести в город свои легионы уже сегодня, дабы утихомирить бунтовщиков. А тут, в довершение всех бед, во дворце объявляется самозванец, наглый, как бесчинствующий плебс.
— Скажи магистру Иоанну, что божественный Анастасий ждет его через час, — спокойно проговорил новоявленный император. — И не наделай глупостей, Несторий! Мне бы не хотелось начинать свое правление с казни магистра двора.
О чем самозванец говорил с Иоанном Скифом, Несторию выяснить так и не удалось. Вскоре к этим двоим присоединились патриарх Ефимий и комит финансов Геларий. Несторий буквально изнывал от нетерпения и едва не набросился с кулаками на евнуха Феофилакта, явившегося к нему в неурочный час.
— Успокойся, магистр, — остановил его старый интриган. — Все уже давно решено. Тебе осталось только вовремя крикнуть «Да здравствует божественный Анастасий», чтобы сохранить за собой теплое местечко.
Несторий последовал совету разумного человека и не прогадал. Божественный Анастасий, унаследовавший от своего предшественника не только трон, но и жену, уверенной рукой взял бразды правления в свои руки. И первое, что он сделал, получив благословение от патриарха, — это отправил инсигнии римских императоров остготскому рексу Тудору, публично назвав того августом и верным приверженцем христианской церкви. А спустя пять лет у церкви и империи появился еще один защитник, сиятельный Ладион. Монсеньор Ремигий лично крестил князя франков и три тысячи его верных дружинников, о чем с умилением сообщил в своем письме византийскому императору.
— Готовь еще один пурпурный плащ, Несторий, — криво усмехнулся божественный Анастасий.
— А не много ли пурпура для одной империи? — усомнился магистр.
— Мне не жалко пурпура, Несторий, лишь бы только он сиял под сенью креста.
