– Я не думал о ней, говоря так. Я думал о вас. Вам больно,
конечно, больно, но тем, как вы поступаете, вы лишь усугубляете свои страдания.
Она покачала головой.
– Вы ошибаетесь… Бывают моменты, когда меня все это
забавляет.
– Тем хуже, мадемуазель Она быстро взглянула на него.
– Вы отнюдь не глупы, – и добавила задумчиво, – я верю, вы
желаете мне добра.
– Поезжайте домой, мадемуазель, вы так молоды, умны, вся
жизнь у вас впереди.
Жаклина медленно и печально покачала головой.
– Вы не понимаете, не хотите, или не можете понять: в Симоне
вся моя жизнь.
– Но ведь жизнь состоит не из одной любви, – осторожно
говорил Пуаро, – любовь так много значит для нас только в юности.
Но девушка по-прежнему покачивала головой.
– Вы не понимаете, – она пристально взглянула ему в лицо.
– Вы все знаете, да? Вам рассказала Линнет? И в тот вечер вы
были в ресторане… Я и Симон, мы любили друг друга…
– Я знаю, вы любили его.
Она сразу поняла, что он хотел сказать, и повторила с ударением:
– Мы любили друг друга. А я любила Линнет… Я доверяла ей.
Она была моим лучшим другом. Линнет всегда могла купить, что хотела. Она ни в
чем не знала отказа. И когда она увидела Симона, она захотела его и просто
забрала у меня.
– А он позволил, чтобы его купили?
Жаклина наклонила голову.
– Нет, не совсем. Если бы это было так, меня здесь бы не
было. Симон не стоит моей любви – это вы хотите доказать? Конечно, если бы он
женился на Линнет из-за денег, тогда вы правы. Но дело не только в деньгах. Все
гораздо сложнее. Мсье Пуаро, вы знаете, есть такое слово ореол. Деньги помогают
создавать его, – она вдруг встала и показала рукой на небо:
– Посмотрите, вы видите луну? Сейчас она видна так ясно, но
стоит выглянуть солнцу, луна исчезнет в его лучах. Нечто подобное случилось с
нами Я была луной. Появилось солнце, и Симон перестал замечать меня…
– Так все это представляется вам, – возразил Пуаро.
– Да нет же. Я знаю. Он любил меня и всегда будет любить.
– Даже теперь.
Ответ готов был сорваться с ее губ, но она усилием воли
заставила себя промолчать. Она взглянула на него и густо покраснела, и,
поникнув, опустила голову, а потом сказала придушенным тихим голосом:
– Да, теперь он ненавидит меня. Ненавидит, ненавидит… Но
лучше бы он был поосторожней.
Она схватила маленькую шелковую сумочку и протянула на
ладони миниатюрный пистолет с перламутровой ручкой:
– Хорошенькая штучка, не правда ли? – спросила она.
– Такая маленькая, и не верится, что это настоящий пистолет.
Но он настоящий. Из него можно застрелить человека. А я хорошо стреляю.
Она улыбнулась, вспомнив о чем-то.
– Еще ребенком я жила с матерью в Южной Каролине, и дедушка
учил меня стрелять. Он был старомодным чудаком и верил, что вопросы чести
решаются оружием. Мой отец тоже умел стрелять и несколько раз дрался на дуэли.
Он умел драться и на шпагах. А однажды он убил человека. Так что, как видите,
мсье Пуаро…
– Она смело посмотрела ему в глаза.
– Во мне течет горячая кровь! Я купила эту игрушку, когда
все только началось. Я хотела застрелить одного из них. Только никак не могла
решить – кого же. Смерть одного – ничего не решает. Если бы Линнет боялась, –
но она смелая и сильная. Она может вынести боль. И тогда я решила – подожду.
Эта мысль нравилась мне все больше и больше. В конце концов, убить я могу в
любой момент. Ждать и думать об этом гораздо интереснее.
Она засмеялась, и этот смех, чистый, серебристый, разнесся
по тихому саду. Пуаро схватил ее за руку.
– Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь.
– В чем дело? – спросила Жаклина с вызывающей улыбкой.
– Мадемуазель, я умоляю вас, прекратите то, что вы затеяли.
– Вы хотите, чтобы я оставила в покое нашу бесценную Линнет?
– Мое желание гораздо глубже. Я прошу вас – не отдавайте
свое сердце злу.
Она смотрела на него изумленно, по-детски, чуть приоткрыв
рот.
Пуаро говорил очень серьезно:
– Тогда произойдет непоправимое. Зло свершится, оно
завладеет вами, и вы не сумеете избавиться от него.
Жаклина пристально смотрела на него. Казалось, в глазах ее
появилась неуверенность, смущение.
– Не знаю… – проговорила она, и после минутного колебания
добавила совсем по-иному, как бы приняв решение, – нет, вам не остановить меня.
– Нет, – грустно повторил Пуаро, – мне не остановить вас.
– Даже если я решусь убить ее, вам ничего не поделать со
мной.
– Нет, если вы готовы расплачиваться.
Жаклина де Бельфорт рассмеялась.
– О, я не боюсь смерти! Для чего мне жить? По-вашему, убить
человека – это преступление, даже если человек отобрал у вас все, что было
дорого в жизни?
– Да, мадемуазель, я твердо верю: убийство – это
преступление, за которое нет прощения, – спокойно ответил Пуаро.
Жаклина снова засмеялась.
– Тогда вы должны одобрить мое поведение, мой план мести,
потому что пока он имеет силу, я не буду стрелять, но иногда так страшно мне
становится, тошно, тяжко, и хочется сделать ей больно – воткнуть в нее нож или
приставить к ее виску мой маленький пистолет и просто нажать курок! О!
Это восклицание поразило его.
– Что с вами, мадемуазель.
Она отвернулась и посмотрела на темные деревья.
– Там кто-то спрятался.
Пуаро оглянулся.
– Мне кажется, здесь никого нет, кроме нас.
– Он встал.
– Я сказал вам все, что хотел. Спокойной ночи.
Жаклина тоже встала.
– Вы понимаете, – сказала она умоляюще, – я не могу сделать
того, о чем вы просите.
Пуаро покачал головой.
– Нет, вы можете. Всегда наступает момент, когда можно
сделать выбор. Для вашей подруги Линнет был момент, когда она могла удержаться.
Но она упустила этот момент. Стоит только упустить момент, и тогда неизбежно
приходится действовать и ждать другой возможности.
