– Так значит эта птичка действительно опасается, что ее
вот-вот подстрелят? Вот как эта красотка дрожит за свою дорогую шкуру!
– Я не имею ни малейшего отношения ни к мадам Дойль, ни к ее
мужу, – ответил Пуаро надменно, – я здесь отдыхаю.
– И как вам нравится отдыхать, а?
– А вам? Разве вы не проводите здесь каникулы?
– Каникулы?
– Фергюсон презрительно фыркнул и добавил загадочно:
– Я изучаю обстановку.
– Чрезвычайно интересно, – проговорил Пуаро и вышел на
палубу.
Здесь он почти столкнулся с яркой брюнеткой в скромном
черном платье, которая испуганно повернулась к нему. Очевидно, она была
латиноамериканка. Она разговаривала с грузным высоким парнем в морской форме.
«Один из механиков экипажа», – подумал Пуаро. Почему-то оба были насторожены
или испуганы.
«О чем они могли говорить и что их напугало?» – подумал
Пуаро.
Он прошел вдоль кормы и пошел по бортовой палубе. Дверь
одной из кают распахнулась, и миссис Оттерборн в атласном алом халате упала ему
на руки.
– Ах, простите, – извинилась она, – мне ужасно стыдно,
дорогой мсье Пуаро. Извините, простите меня. Качка, понимаете, качка, все дело
в ней. Я не выношу воды. Ах, когда же остановится этот проклятый пароход!
– Она вцепилась в его рукав.
– Качает, меня не держат ноги… Мне всегда плохо в море. И я
все время совсем одна. Ах, эта дрянная девчонка, ни жалости, ни сочувствия; она
не понимает свою бедную мать. А я столько для нее сделала.
– Миссис Оттерборн начала всхлипывать.
– Я надрываюсь ради нее, как рабыня, до изнеможения, до
изнеможения! Я могла бы стать великой писательницей, да, могла бы! Но я всем
пожертвовала ради нее, всем – ради нее! И никакой благодарности. Но я расскажу
им, сию же минуту расскажу – пусть все знают, как она бросила меня, какая она
жестокая, затащила меня сюда и я умираю от скуки… Я расскажу…
Она рванулась вперед. Пуаро мягко остановил ее.
– Я найду вашу дочь и пошлю к вам, мадам. Ступайте обратно в
свою каюту. Так лучше, поверьте.
– Нет. Я хочу всем рассказать, всем, всем на корабле.
– Не рискуйте мадам, это опасно, море волнуется. Вас может
снести за борт.
Миссис Оттерборн посмотрела на него недоверчиво.
– Правда, мне грозит опасность?
– Да, конечно.
Его хитрость удалась. Она покачнулась, споткнулась и
вернулась в каюту.
Пуаро постоял немного, поглаживая усы, и отправился
разыскивать Розали. Она сидела на палубе, беседуя с Тимом и миссис Аллертон.
– Вас зовет ваша мать, мадемуазель.
Только что она весело, беззаботно смеялась, и сразу лицо ее
помрачнело. Она подозрительно взглянула на него и торопливо пошла по палубе.
– Не могу разгадать этого ребенка, – сказала миссис
Аллертон.
– Она так быстро меняется. Сегодня – приветлива, завтра –
вдруг начинает грубить.
– У нее плохой характер и дурное воспитание, – ответил Тим.
Она покачала головой.
– Нет. Дело не в этом. По-моему, она очень несчастна.
– Возможно, – жестко и отрывисто проговорил Тим, – но у
каждого из нас свои неурядицы.
Раздался удар гонга.
– Обед! – обрадовалась миссис Аллертон.
– Я умираю от голода.
В этот же день вечером Пуаро заметил, что миссис Аллертон
беседует с мисс Ван Скулер. Когда он проходил мимо, миссис Аллертон весело ему
подмигнула. Она говорила:
– Ну, разумеется, замок Калфрис, дорогая… Корнелия, которая
была не нужна, гуляла по палубе с доктором Бесснером, он нудно излагал ей свои
познания в египтологии, почерпнутые из Бедекера. Она слушала его с жадным
вниманием. Тим и Розали стояли, облокотившись на поручни.
Глава 9
В понедельник утром на борту «Карнака» слышались оживленные
восторженные голоса. В нескольких ярдах от причала, освещенный восходящим
солнцем, высился храм, высеченный в скале. Четыре гигантские каменные фигуры
спокойно и величаво взирали на мир. Корнелия Робсон задыхалась от восхищения.
– О, мсье Пуаро, как удивительно, какие они огромные и
величественные, глядя на них, ты сам становишься таким крошечным, как
насекомое.
Мистер Фантора, стоявший рядом, пробормотал:
– Гм, чрезвычайно… впечатляет…
– Грандиозно, – подхватил Симон Дойль. Он отвел Пуаро в
сторону.
– Знаете, я не очень-то разбираюсь в храмах и всяких
достопримечательностях, но такое и на меня подействовало. Все эти старые
фараоны были, должно быть, толковые парни.
Остальные пассажиры начинали сходить на берег. Симон понизил
голос.
– Ужасно рад, что мы сюда поехали. Здесь как-то все
прояснилось, непонятно почему, но прояснилось. Линнет вдруг успокоилась. Когда
она увидела Джекки на борту, ей стало худо, просто худо, но потом вдруг
произошел перелом, теперь ей безразлично, тут Джекки или нет. Мы решили больше
не избегать ее. Она поступает глупо, а нам наплевать. Она думала засадить нас в
ловушку, но не вышло. И мы ей это докажем.
– Да, – задумчиво проговорил Пуаро.
– Так что все прекрасно.
– Да, да.
По палубе шла Линнет. На ней было льняное платье
нежно-абрикосового цвета. Она улыбалась. Пуаро она словно и не заметила, лишь
холодно кивнула и увела мужа.
Он осмелился критиковать Линнет и попал в немилость. Она
привыкла к безоговорочному восхищению, и Пуаро оказался грешником, который
нарушил закон всеобщего обожания. К нему подошла миссис Аллертон.
– Сегодня миссис Дойль совсем другая, – проговорила она,
понизив голос.
– Все эти дни в Асуане она была такая печальная и
озабоченная. А сегодня вся светится от счастья. Даже страшно, будто бы она…
Пуаро собрался ответить, но драгоман попросил группу
собраться и повел их в храм Абу-Симбель.
Пуаро оказался рядом с Эндрью Пеннингтоном.
– Вы впервые в Египте? – спросил Пуаро.
– Нет, я уже бывал здесь, но давно. Правда, только в Каире.
Я никогда не ездил по Нилу.
