– «Карнак» двинулся в обратный путь.
– Теперь нам надо заняться жемчужным ожерельем, – сказал
Рэйс.
– У вас есть план?
– Да, – Рэйс посмотрел на часы.
– Через полчаса начнут подавать обед. Я предлагаю в конце
обеда сделать объявление о том, что было украдено жемчужное ожерелье, и мы просим
всех оставаться в ресторане, пока на пароходе будет производиться обыск.
Пуаро одобрительно кивнул головой.
– Очень хорошо придумано. Тот, кто украл жемчуг, еще не смог
избавиться от него. Мы объявим обыск без предупреждения и тем самым лишим вора возможности
в панике выбросить жемчуг за борт.
Рэйс вытащил несколько листков бумаги.
– Я обычно веду короткие записи фактов того дела, которое
расследую.
Пуаро отодвинул листы.
– Я задаю себе сейчас единственный вопрос: почему пистолет
был выброшен за борт?
– И это все?
– В данный момент все. До тех пор, пока я не найду
удовлетворительного ответа на этот вопрос, для меня все бессмысленно. Короче,
пистолет – это отправная точка.
Рэйс пожал плечами. Пуаро некоторое время сидел в глубокой
задумчивости. Потом он взял мокрую бархатную накидку, расстелил ее на столе и
стал ощупывать пальцами подпалины и дырочки от пули.
– Скажите, мой друг, – неожиданно обратился он к Рэйсу, – вы
больше меня знакомы с огнестрельным оружием, такая штука, если ею обернуть
пистолет, намного ли она ослабит звук выстрела?
– Нет, не намного. Разницы почти никакой. Пуаро
удовлетворенно закивал.
– Мужчина, которому приходится иметь дело с огнестрельным
оружием, знал бы это. А вот женщина может и не знать.
Рэйс крутил в руках перламутровый пистолет.
– Такая маленькая штучка не делает шума, – проговорил он, –
как будто вынули пробку из бутылки – вот и все. Когда вокруг шумно, девять
человек из десяти просто не обратят внимания на такой звук.
Пуаро взял в руки платок и стал его разглядывать.
– Мужской платок – но не платок джентльмена. У Вулворса
такой платок стоит не больше трех пенсов.
– Он подходит Флитвуду.
– Да. Как я заметил, Эндрью Пеннингтон пользуется очень
тонкими платками.
– Может быть, Фергюсон?
– Возможно, в знак протеста, но ему бы подошел цветастый
платок.
– Им воспользовались вместо перчатки, чтобы не было
отпечатков пальцев, – сказал Рэйс и шутливо добавил:
– «Свидетельство окровавленного платка».
– Да, странные пятна, посмотрите, – Пуаро расправил платок и
еще раз внимательно осмотрел пятно.
– Странно, – пробормотал он, – весьма странно… – он
замолчал, и вдруг заговорил совсем другим тоном, очень мягко.
– Бедная мадам Дойль. Она лежала так спокойно и безмятежно…
и маленькая дырочка у виска. Помните, как она лежала.
Рэйс удивленно взглянул на него.
– Мне показалось, – с упреком сказал он, – будто вы хотите
мне что-то объяснить…
Глава 18
В дверь постучали.
– Войдите, – откликнулся Рэйс.
Вошел стюард.
– Простите, сэр, – обратился он к Пуаро, – меня послал за
вами мистер Дойль.
– Я приду.
Пуаро встал и направился к каюте доктора Бесснера. Симон
лежал, весь обложенный подушками, его лихорадило, щеки его горели.
– Я жутко рад, что вы пришли, мсье Пуаро, – начал он
смущенно, – у меня к вам одна просьба.
– Да.
Симон еще больше покраснел.
– Я хотел спросить о Джекки. Мне нужно повидать ее. Как вы
думаете, если я попрошу вас привести ее сюда, она согласится? Понимаете, я все
лежу здесь и думаю… ведь она совсем дитя, несчастное дитя, а я обошелся с ней
как последняя скотина. И… – он запнулся и замолчал.
Пуаро наблюдал за ним с интересом.
– Значит, вы хотите видеть мадемуазель Жаклину? Я пойду за
ней.
– Спасибо. Это ужасно мило с вашей стороны. Пуаро отправился
на поиски Жаклины. Она сидела в углу салона, низко нагнувшись над книгой, но не
читала.
– Пойдемте со мной, мадемуазель, – ласково сказал Пуаро, –
мсье Дойль хочет вас видеть.
Она вспыхнула, потом побледнела.
– Симон? – сказала она, как бы не веря своим ушам.
– Он хочет видеть меня? Меня.
Его тронуло ее волнение.
– Так вы идете, мадемуазель?
– Я? Конечно, разумеется, иду.
Она пошла за ним как послушное дитя. У входа робко
остановилась, глядя в лицо Симону.
– Привет, Джекки!
– Ему тоже было неловко.
– Я очень рад, что ты пришла. Мне хотелось тебе сказать… понимаешь,
я…
Она перебила его:
– Симон – это не я… – торопливо, задыхаясь, говорила она, –
я не убивала, ты ведь знаешь. Я потеряла голову прошлой ночью. О, сможешь ли ты
когда-нибудь простить меня.
Теперь ему стало легче.
– Ну, конечно. Я уже простил. Совсем простил. Это я и хотел
тебе сказать. Ты беспокоилась немного, я понимаю…
– Беспокоилась? Немного? О, Симон!
– Поэтому мне и хотелось тебя увидеть. Все в порядке,
старуха. Ты просто перепила вчера и расклеилась. Это естественно.
– Но, Симон! Я же могла убить тебя!
– Да нет, кого можно убить из твоей игрушки?
– А как же твоя нога! Ты, может быть, не сможешь ходить…
– Послушай, Джекки, не надо каркать. Скоро мы будем в
Асуане, мне сделают рентген и вытащат из ноги пулю. Я снова буду здоров как
огурчик.
Жаклина судорожно глотнула воздух, вдруг она бросилась через
всю каюту и упала на колени у постели Симона, судорожно плача. Симон неловко
гладил ее по голове. Он посмотрел на Пуаро, и тот, вздохнув, неохотно вышел из
каюты, оставив Симона и Жаклину одних. Уходя он слышал невнятный шепот: «Ах,
какая я гадина. Симон, Симон… Мне так стыдно!»
