– Искар не сын Лихаря и не внук Листяны, он сын боярина Драгутина и кудесницы Всемилы.
– Откуда ты это узнал? – удивленно вскинул брови Ицхак.
– Горелуха рассказала.
Жучин выслушал историю двадцатилетней давности с большим вниманием. Разумеется, о кое-каких своих догадках Торуса умолчал. Боготура смущал ган Багун. Этот вполне мог догадаться, чьим сыном на самом деле является Искар. И очень может быть, что, после того как мятеж завершится победой заговорщиков, Багун объявит, что Искар не сын Лихаря, а, следовательно, отцеубийца. И что его руками боги прокляли роды Яромира и Гостомысла, отвернувшись и от них, и от земель славянских. У Яромира и Гостомысла немало врагов, которые, надо полагать, не замедлят воспользоваться страшной вестью в своих интересах. Оба Великих князя либо падут, либо надолго потеряют возможность влиять на события, происходящие как в радимичских землях, так и в Хазарии. Что будет, безусловно, на руку гану Митусу и Сухорукому.
– Я должен поставить в известность о готовящемся бунте князя Всеволода.
– Я думаю, он знает, – спокойно отозвался Жучин. – По моим сведениям, князь только притворяется больным.
– Зачем ему это нужно? – удивился боготур.
– Вероятно, затем, чтобы ввести в заблуждение своих врагов и на время развязать им руки. Очень может быть, что Великому князю мешают боярин Драгутин, кудесник Сновид и боготур Вузлев. Так почему бы не устранить их чужими руками? Тем более что эти руки не надо даже подталкивать, надо просто мнимой болезнью разбудить надежды в честолюбивых сердцах.
Торусе очень захотелось выругаться, но он сдержался, ибо сидевший перед ним человек не был виноват в том, что наш мир устроен так скверно. Ну а хулить богов боготуру и вовсе не пристало.
Глава 20
ПАДЕНИЕ БЕРЕСТЕНЯ
Берестень забурлил поутру людским многоголосьем. Слухи по торгу метались разные, но толком никто ничего объяснить не мог. Про то, что князь Рогволд уехал из города, говорили многие, а вот почему уехал, по какой надобности и скоро ли вернется, не знал никто. Рогволдова дружина, запершись в детинце, отмалчивалась. Городская стража только руками разводила. А по Торговой площади полз шепоток о предстоящем набеге печенегов. Уж не печенегов ли убоявшись, сбежал из города князь Рогволд? Городские стражники, поддавшись паническим настроениям, вздумали было прикрыть ворота, но потом, устыдившись собственной робости, вновь их распахнули, впуская подводы из окрестных сел, подвозившие нехитрую снедь. Уж коли садиться в осаду, то надо хотя бы продуктами запастись с избытком. От приехавших в Берестень по торговым делам смердов берестяне узнали, что о печенегах пока ни слуху ни духу, зато в ближайших лесах объявился колдун Хабал со своими шалопугами. Говорили и о хазарах Митуса, которых однажды уже били под стенами Берестеня. У Митусовых хазар с тех самых пор наверняка вырос на берестян большой зуб, и, захватив бесхозный город, они, чего доброго, вздумают чинить спрос с его жителей. Иные из обывателей уже требовали созвать городское вече, другие еще чесали затылки, потому как не было пока никаких вестей ни от Великого князя Всеволода, ни от порубежных боготуров.
Начальника городской стражи Бурягу Рогволдовы ближние мечники турнули из детинца, да еще н высмеяли в спину за то, что вздумал поднимать переполох без причины. А городские старейшины на вопросы Буряги только руками разводили – мало ли какие слухи иной раз гуляют на торгу. А что до шалопуг, то никто не помнит случая, чтобы разбойничьи ватаги брали города. Если же тот Хабал озорует в селах и на дорогах, то смердам следует обратиться в боготурские городцы за защитой. А у берестян своих дел полно.
Буряга такими ответами старейшин не удовлетворился и вновь отправился в детинец стращать Рогволдова ближника Усыгу, оставленного князем во главе дружины. Усыга справлять службу не торопился, а только и делал, что бражничал в компании мечников и срамных женок, собравшихся в детинце в немалом количестве в отсутствие хозяина. Впрочем, они и при Рогволде там не переводились. Буряге оставалось только вздыхать о временах князя Твердислава, когда и в детинце, и в городе был полный порядок. Разве Твердиславова дружина стала бы бражничать дни и ночи напролет в то время, когда с рубежей идут тревожные вести.
Усыга пьяно кривил губы, но смотрел на Бурягу неожиданно трезвыми глазами, и это обстоятельство заставило последнего насторожиться. Уж так ли спроста затеял эту пьяную канитель Рогволдов ближник?
Усыга все-таки внял просьбе Буряги и выделил пятерых мечников в дозор. Но по тому, с какой неохотой мечники садились на коней, Буряга понял, что толку от разведки не будет. На всякий случай он отправил вслед за Усыгиными дозорными еще и своих стражников.
День прошел вроде бы спокойно, а вечером Буряга и вовсе испытал чувство, похожее на радость, – в Берестень с малой дружиной в тридцать мечников въехал старший брат Великого князя Борислав Сухорукий. Приехал Борислав по торговым делам и остановился в доме давнего своего знакомого Дробня, купца, известного не только в Берестене, но и во всей радимичской земле.
Дробень с Бориславом уже сели за стол вечерять, когда на красное крыльцо взошел Буряга. Дробень поморщился при виде незваного гостя. Начальник стражи беспокоил занятого человека уже не в первый раз за сегодняшний день. Поэтому, наверное, купец Бурягу не только за стол не пригласил, но даже и здравной чарки не поднес. Буряга смертельно обиделся на Дробня, но виду не подал. А что до Борислава, то Всеволодов брат был на редкость любезен и обходителен.
– Еду я с дальней усадьбы, что у Заячьей излучины, – охотно ответил Борислав на заданный Бурягой вопрос, – но чужих не видел.
– А ты целый день народ мутишь, – озлился Дробень на беспокойного стражника. – Ворота городские закрыл поутру. Цены на торгу сразу вверх прыгнули. Народ недоволен. Смуты возжелал, что ли? Вернется князь Рогволд, я ему все расскажу про твои бесчинства.
– Зря ты Бурягу винишь, – заступился за стражника скромно сидевший в углу Сорока. – Слухи по торгу со вчерашнего дня загуляли. А на Усыгу надежда плохая, бражничает он с утра до вечера. Нашел князь, на кого дружину оставить.
Буряга от поддержки приказного приободрился, тем более, что и Борислав внимал Сороке с сочувствием.
– Людей надо успокоить, – сказал Сухорукий. – О вороге и помину нет, а у вас тут бунт, не ровен час, случиться может.
– Вот ты, ган Борислав, и успокой, – попросил Сорока. – Побудь за наместника, пока князь Рогволд в отъезде. Старейшины тебя поддержат.
– Поддержим, – кивнул головой Дробень. – Надо же как-то унять переполох.
– Я ведь к вам ненадолго. – Борислав погладил в раздумье бородку. – Поутру думал уехать.
– Если ты уедешь, ган Борислав, то слухи по городу еще больше взметнутся – бегут-де старейшины!
Буряга с Дробнем поддержали Сороку – ведь на пустом месте может случиться беда.
– Ну разве что дня на три задержусь, – нехотя согласился Борислав, – пока страсти улягутся.
